ДА ЗДРАВСТВУЕТ АРАБСКИЙ СУД –

САМЫЙ ГУМАННЫЙ СУД В МИРЕ

Томясь тоской и самомненьем,

не сетуй всуе, милый мой,

жизнь постижима лишь в сравнении                                                      

с болезнью, смертью и тюрьмой.

«Сколько верёвочке не виться, а конец – будет», - гласит старая русская пословица. Так случилось и на этот раз. Настал день, когда нас с моим водителем Сергеем и переводчицей из отеля пригласили в какую-то официальную контору для подписания необходимых бумаг. Там мне задали единственный вопрос: «Согласен ли ты, что должен хозяину отеля сто (с небольшим) тысяч дирхам». Я ответил, что согласен и готов под этим подписаться. Мне дали подписать какие-то бумаги, составленные на арабском языке, после чего заявили примерно следующее: «Вы можете быть свободны», - обращается хозяин кабинета, в котором мы находились, к переводчице и моему водителю. «А вас, - говорит он в мой адрес, - я попрошу задержаться не надолго. Завтра будет суд, он вынесет решение и вы сможете вылететь в Москву».  Меня «закрывают» в каталажку, что в мои планы никак не входило, и держат там до суда, который состоялся не завтра и не послезавтра, а через неделю.

Судом это мероприятие назвать можно только с большой натяжкой. Повторюсь, но сталинские «тройки», в сравнении с тем судом, - предел совершенства в  юриспруденции. Выглядит всё это примерно так:  заводят тебя в комнатушку площадью 10-12 м2, в которой стоит стол заваленный различными бумагами, а за столом восседает какой-то «мухомор» с  видом мудреца из восточных сказок. Снимают с тебя наручники и усаживают в кресло, которым до этого момента пользовались – лет триста. Рядом стоит конвоир. В таком же кресле напротив сидит представитель истца - Камаль. Ни переводчика, ни адвоката, ни представителя посольства «суд» этот не предусматривает. Судья находит в ворохе папок, который возвышается по правую руку,  моё «дело» и задаёт  вопрос: «Араби малюм?», - что означает: «По-арабски понимаешь?»  Я говорю: «Нет». «Мафи мушкиля», - что в переводе на русский язык означает: «Нет проблем», -  успокаивает сам себя судья. Я предложил для перевода воспользоваться услугами Гасана – менеджера туристической компании. Камаль набирает номер мобильного телефона Гасана, который русский язык знает очень хорошо, так как закончил наш ВУЗ, и предлагает судье использовать его в качестве переводчика. Судья не возражал.

«Андрей, подпиши все необходимые бумаги и завтра полетишь в Москву», - предлагает мне Гасан. Все документы составлены на арабском языке. «Гасан, - говорю я ему в ответ, - подписать бумаги мне не сложно, но если ты что-то не договариваешь, - будешь долго об этом жалеть, Бог тому свидетель». Гасан меня успокаивает: «Михалыч, никаких проблем не будет, я тебе отвечаю». Подсознательно я предчувствовал какой-то подвох с их стороны, но бумаги всё же подписал в надежде на лучший исход. Предчувствия меня не обманули, - назавтра вылет в Москву не состоялся, а состоялся он лет пять спустя. Гасан, как я и предсказывал, за своё коварство получил сполна, - Бог его наказал,  но об этом речь пойдёт чуть позже. Я подписываю все предложенные бумаги, судья делает на них свои пометки и моя папка перекочёвывает на левую сторону стола. Это означает, что суд закончен. Мне снова одевают «браслеты», но везут уже не в «предвариловку», а на «централ», где меня встречают, переодевают в синюю форму, делают соответствующую причёсочку – под Котовского. Вот здесь  до меня начало доходить, что предчувствия мои были небезосновательны.

На «централе» меня встретил Андрей из Литвы, - мы с ним до этого перекинулись несколькими словами, когда его готовили к поездке в суд, а это всегда происходило в «предбаннике» территории предварительного заключения. Он ждал меня с нетерпением, так как почти полгода был единственным европейцем среди трёхсот представителей местного народонаселения. Хотя у него были друзья-товарищи, – Иса и Дервиш (о них мне хотелось бы рассказать отдельно), – с которыми он обсуждал грандиозные проекты совместных предприятий по всему миру, но с соотечественником тоже хотелось пообщаться. Встретили они меня радушно. Вслед за мной из суда пришла копия приговора, которую мы совместными усилиями перевели. Андрей с детства хорошо знал английский язык и сириец Иса хорошо его знал. Так что проблем с переводом у нас не было. Приговор содержал примерно следующее: «За то, что владелец отеля удерживал мой паспорт, тем самым не давая возможности обновить визу, - оштрафовать его на 300 дирхам; меня, за нарушение визового режима, - оштрафовать на 200 дирхам и депортировать».  В конце приговора была приписка: «После решения финансовых вопросов». Каких вопросов? Где эти вопросы надо решать? Об этом сказано не было.

Андрей и его товарищи стали меня успокаивать: «Михалыч, не переживай, скоро поедешь домой…» Но у меня такой уверенности не было. Напротив, было предчувствие, что процесс освобождения растянется на долгие годы, как оно и произошло в действительности. Я подал кассацию, через пару недель состоялся ещё один суд. На этот раз он больше походил на сталинские тройки. Комната была побольше, мебель посвежее. За большим столом восседал седовласый старец, похожий на Деда Мороза. По правую и левую руку сидели смиренно его два помощника. Старец ознакомился с моим делом и задал вопрос, больше похожий на ответ: «Ведь ты не имел возможности обновить визу, т.к. паспорт удерживался в отеле?» Я отвечаю утвердительно. «Значит, твоей вины в нарушении визового режима нет?», - продолжает судья. Я возражать не стал. «Тогда почему ты пострижен и одет в тюремную робу?», - спрашивает Дед Мороз. «Это вопрос скорее к вам, чем ко мне», - отвечаю я ему.

В этот момент, помощник судьи, который находился по правую руку, достаёт какой-то листочек и передаёт его своему шефу. Тот, ознакомившись с содержанием документа, обращается ко мне и выдаёт примерно следующее: «Вот ещё один приговор суда, который говорит о том, что ты должен в течении года выплатить владельцу отеля сто четыре тысячи дирхам. После чего будешь депортирован из страны». Оказывается, неделей раньше состоялось судебное заседание, на которое меня даже не пригласили, где и родился этот документ.  Кассационный суд оставил два предыдущих приговора без изменения. Судья, с чувством выполненного долга, закрыл моё дело, показав тем самым, что судебное заседание окончено.

Некоторые господа, к мнению которых прислушиваются окружающие, утверждают, что в стране моего пребывания, благодаря строгим законам, уровень преступности очень низок. Эти утверждения кроме улыбки у меня ничего не вызывают. Если посчитать количество преступлений на душу коренного населения, то там их пожалуй будет больше, чем у нас. А как работает у них судебная система, - я попробую Вам сейчас рассказать.

Действительно, местные суды не скупятся на вынесение смертного приговора. За время моего там пребывания приговорённых к высшей мере, во   всех штатах, был – не один десяток. Как правило, выносились подобные приговоры - за убийство или контрабанду большого количества наркотиков. Но  лишь  однажды приговор был приведён в исполнение, когда пакистанский подросток изнасиловал и убил малолетнюю дочь местного шейха.

В остальных же случаях до исполнения приговора дело не доходило. Для «мокрушников» – там всегда была альтернатива смертного приговора. Если родственники убиенного не возражали (а они не возражали), то смертный приговор заменялся сроком (обычно – десятилетним) и выплатой, семье пострадавшего, пособия размером – 150 тысяч дирхам. Подавляющее большинство потерпевших соглашались на такой вариант и это, на мой взгляд, очень правильно и гуманно. У «мокрушника» будет время для раскаяния, а семья убиенного – получит денежное пособие, которое хоть немного компенсирует потерю кормильца или наследника. А в случае, если приговор приведут в исполнение, никому от этого лучше не станет. Но на эту тему мне бы хотелось поговорить отдельно и про моё отношение к смертной казни будет посвящена отдельная глава.

Что же касается наркокурьеров, приговорённых к высшей мере наказания, то с ними дело обстояло по-другому. Выносится смертный приговор, о чём сообщают все местные СМИ на первой полосе; «смертник» сидит и ждёт своей участи, а на свободе его хозяева активно хлопочут о судьбе несчастного, так как курьер им нужен живой. Хлопоты свои они подкрепляют значительными денежными суммами и вскоре назначается новое заседание суда, где смертный приговор заменяется на 25 лет тюрьмы. Месячишка через два-три после этого, хозяева курьера ещё немного «пошуршат» денежными знаками в местном суде и срок сокращается до 10 лет. Потом – до двух лет. В итоге «висельник» освобождается через год-полтора по амнистии. Я таких провожал на волю не один раз. А одного паренька из Иордании хозяева выкупали, после вынесения смертного приговора, целых три раза. Но он того стоил: красавец-мужчина, обходительный, эрудированный, знал в совершенстве пять или шесть языков, в общем – очень ценный работник. Поэтому он надолго у нас не засиживался. Последний раз, правда, пришлось ему малость задержаться. Как я понял, это было сделано в воспитательных целях, - какие-то он предъявил хозяевам претензии. Но когда курьер от них отказался, освобождение сразу же наступило.

А сколько насильников, наркушников и прочей нечести освобождалось при мне, не отсидев и половины срока – не сосчитать. Единственная категория заключённых, с которой администрация нашего заведения расставалась не охотно – это осуждённые по финансовым искам. Мы были для них неплохим и стабильным источником дохода. На каждого заключённого администрация штата получала ежедневно по сто дирхам от центрального правительства и по сто дирхам из Саудовской Аравии, под патронажем которой находилась эта местность. Реальные же расходы на одного «сидельца» не превышали пяти дирхам в день. Если учесть что на трёх территориях (предварительной, женской и центральной) за решёткой постоянно находилось не менее тысячи человек, то путём не сложным подсчётов можно определить ежедневный доход местного шейха от одного только нашего заведения. Он составлял сумму, несколько превышающую двести тысяч дирхам или семьдесят тысяч долларов США.

Кроме того, каждый Рамадан и амнистию, объявляемую Верховным правителем ежегодно, администрация местного шейха получала суммы, полностью перекрывающие задолженности по всем финансовым искам. А это несколько десятков миллионов. Эти средства также на девяносто процентов не доходили до адресата. Техника получения денежных знаков была примерно такой: перед Рамаданом или амнистией в центральное правительство из тюрем каждого штата подавались списки осуждённых по финансовым делам, с указанием суммы задолженности. Все они погашались Центром, а освобождение осуществлялось – на усмотрение администрации. По всем СМИ на первой полосе приводились цифры освобождённых по амнистии. Но если в других штатах это были реально амнистированные, сидевшие по финансовым «кейсам», то у нас освобождались всяческие бродяги и мелкие жулики. Находящиеся же в заключении с большими суммами задолженности, оставались до следующей амнистии, как золотой запас.  С нами расставались очень не охотно. Так и хочется, в связи с вышесказанным воскликнуть, перефразируя Труса из «Кавказской пленницы», - «Да здравствует арабский суд – самый гуманный суд в мире!»