ГОСТЕПРИИМНЫЙ ЗИНДАН

 

Чтобы выдержать личность мою,

нужно больше, чем просто терпение,          

ибо я даже в хоре пою,

исключительно личное пение.

 

В прошлой главе я уже сказал несколько слов о том, как меня встретили на «централе» Андрей из Литвы – единственный европеец на тот период времени -  и его друзья. В первый же день, как я пришёл на основную территорию, Андрей  познакомил меня с Акрамом из Сирии, который был внутри нашего «блока» на должности главного «шныря». Он уже пятый год там находился и сумел войти в доверие  администрации. Должно быть потому, что в молодые годы закончил в Париже полицейскую академию и какое-то время, после этого, работал в полиции.  Можно сказать, Акрам был левой рукой наших «отцов-командиров». Почему левой? Потому, что правой рукой у администрации нашего заведения был Джамаль – здоровенный индус атлетического сложения, под два метра ростом, который там находился уже семнадцатый год за убийство своей подруги. Джамаль был практически расконвоированным. Ему доверяли организацию снабжения заключённых питанием, лекарствами, он отвечал за проведение хозяйственных работ на всех трёх территориях. Даже младшие «асакри» (вертухаи)  прислушивались к его мнению. Про Джамаля речь пойдёт чуть позже.

Акрам же следил за порядком на внутренней территории централа. Попал он в заключение по финансовому кейсу - задолжал своему компаньону около полумиллиона дирхам и тот его «закрыл». У Акрама была довольно-таки крупная транспортная компания. Дела шли неплохо, но в какой-то момент всё рухнуло и он оказался за решёткой. Такую картину часто можно было наблюдать в тех краях. Пока фирма набирает обороты, местный «спящий спонсор» ведёт себя очень скромно, соблюдая все договорённости. Как только доходы начинают расти, аппетит спонсора тоже растёт, но опережающими темпами и со временем иностранный компаньон уже не может удовлетворить запросы своего «спонсора». Тот подаёт в суд иск на желаемую сумму и бывшие компаньоны оказываются по разные стороны решётки. Есть поговорка: «Жадность порождает бедность». Мои наблюдения показывают, что  алчные «спонсоры» годами ждут желаемых дивидендов, в то время как компаньон «парится» на нарах, не имея возможности добыть денег для закрытия кейса. Зачастую истец, после несколько лет ожидания, довольствуется суммой в несколько раз меньше исковой, которую за ответчика выплачивает какая-нибудь благотворительная организация.

Мы познакомились с Акрамом. Внешность у него была, как у мудреца из восточных сказок. Большая окладистая борода, которую он уже лет пять не стриг, регулярно за ней ухаживая. Одет был, как правило, в богатую «кондуру», но иногда и в европейские одежды, довольно приличные и качественные. Всегда был внешне приветлив и радушен, но хитрый был, бестия, как сто китайцев. Подмётки рвал, чтобы администрации всячески угодить. Всё делал через третьи руки, втихаря. У него был целый штат стукачей и шнырей, которые за лишнюю пайку готовы были на всё. Расскажут и то, что было и то, чего не было, лишь бы это понравилось хозяину. Конкуренция между ними была очень жёсткая.

Вообще, нужно заметить, институт стукачества в тех краях очень хорошо развит и это дело там щедро поощряется. На воле – в виде реального денежного вознаграждения. Если, например, удачно «вложил» наркокурьера, то тебе «отвалят» не меньше 3000 дирхам (это чуть меньше тысячи долларов). Другие «стуки» тоже хорошо поощряются. Так что местное народонаселение, независимо от национальности, а бенгальцы и индусы - в особенности, наперегонки бегут в полицию, если что-то где-то услышат или  увидят крамольное. За решёткой происходил тот же самый процесс, с той лишь разницей, что вместо денежных вознаграждений, были какие-то мелкие поблажки или обещания досрочного освобождения. Зачастую они так и оставались обещаниями, но иногда после активного стукачества и изощрённых провокаций наступало-таки досрочное освобождение.

Это подстёгивало шнырей к новым «подвигам». В моей хате, например, было несколько провокаций, которые заканчивались крупными беспорядками. После чего моё освобождение, обещанное ранее, откладывалось на неопределённый срок, а провокаторы вскоре оказывались на свободе. Этим случаям я думаю уделить особое внимание в отдельной главе. Сейчас же продолжу воспоминания о Акраме, - главном шныре на нашей территории.

Действовал он, как я уже говорил, через подставных лиц. Например, в первый же день моего пребывания на централе имел место такой случай: когда я пришёл на основную территорию, там было на редкость мало народу, так как накануне отправили большой «этап» в столичную тюрьму. В некоторых хатах даже были свободные шконки. Акрам предложил мне на выбор несколько хат, среди которых была камера под номером – четырнадцать (по-арабски –  гурфа арбатаж). С этим номером в моей жизни достаточно много связано. Четырнадцатого июня (в один день, правда, с разницей в 27 лет) – родилась моя матушка и моя супружница; четырнадцатый – размер моей ноги; четырнадцатого числа меня «закрыли» и поместили на «предвариловке» в хату с таким же номером. Есть и другие моменты в моей жизни, связанные с номером четырнадцать.

Поэтому, не долго думая, я направился в «гурфу арбатаж». Там оказалось свободное местечко справа от входа. Правда, находилось оно на верхней «шконке», а на нижней – обживался молоденький, но очень борзый, как потом оказалось, индус. Я ему говорю: «Давай-ка ты, браток, переселяйся  наверх, так как я со своими полутора центнерами могу оттуда упасть и нечаянно тебя раздавить, а я размещусь внизу. По-моему так будет правильнее». Индусу моё предложение совершенно не понравилось и он стал возражать всеми доступными способами. Я настаивал на своём и во избежание мордобоя Акраму пришлось вмешаться. В знак особого ко мне расположения он решил этот спорный вопрос в мою пользу и я занял шконку, которая мне понравилась. В течение пяти лет, несмотря на многочисленные попытки меня оттуда выжить, я её занимал.

Первыми же своими агрессивными шагами я настроил против себя многих окружающих и они всячески пытались мне досадить. Немного осмотревшись,  я увидел, что в хате преспокойненько проживают пару «пидерастиков», что в российских заведениях подобного типа, мягко говоря, не приветствуется. Такая же картина наблюдалась и в других хатах. Меня это явление никак не могло устраивать и я решил хотя бы одну, четырнадцатую хату освободить от «петушни».

Естественно, добровольно они уходить не хотели. Поэтому я попытался им «аргументировано объяснить», что наше совместное проживание в одной хате никак не возможно. Один из них проникся моими «аргументами» и добровольно-принудительно поменялся местом жительства с Андреем из Литвы, который проживал в третьей хате, где также недостатка в «гомиках» не было. Андрей с удовольствием переехал со всем своим имуществом в гурфу арбатаж и мы с ним начали серьёзную работу по наведению порядка в душе, голове и теле на фоне строгого поста. Работа эта требует спокойной обстановки в хате, что невозможно во время «петушиных» посиделок. Поэтому наведение порядка в нашем жилище продолжалось.

Надо отдать должное Андрею, на тот период времени он достаточно лояльно относился к сексуальным меньшинствам, чего нельзя было сказать обо мне. Воспитание, полученное мной в приблатнённом городке, где прошло детство и отрочество, не позволяло мне с ними даже за руку здороваться, не то чтобы сидеть за одним столом или жить в одной хате. В тот период времени у меня  было пренебрежительно-презрительное отношение к этой братии. Это сейчас, после второго рождения, мне Свыше ясно дали понять, что  гомосексуализм зарабатывается не одним поколением и не одной жизнью. Это не значит, что предки страдали тем же недугом. Просто у них были не правильно расставлены жизненные ориентиры и ценности. Наблюдалась всёвозрастающая зависимость от своих желаний, непомерная гордыня и отсутствие Веры.

В связи с перечисленным выше, Создатель включает программу уничтожения рода. Ведь от однополых связей продолжение рода невозможно. В других случаях это может быть бесплодие, несчастные случаи со смертельным исходом и т.п. Средства у Всевышнего разные, а техника одна: если систематически, из поколения в поколение нарушаются Высшие законы, а потомкам передаётся неправильное отношение к окружающему миру и его Творцу, то, после щадящих напоминаний Свыше, в виде каких-то «болячек» или ударов судьбы, которые становятся всё ощутимее, включается программа уничтожения рода. Сейчас  это явление (гомосексуализм) у меня, кроме сочувствия, никаких эмоций не вызывает. Этой теме я ещё буду уделять внимание в других главах, а сейчас позвольте мысленно вернуться в гурфу арбатаж гостеприимного зиндана, в первую половину 1999 года.

Как я уже сказал, первый «петушок» быстренько и без особого шума покинул нашу хату. Второй же упорствовал и никак не хотел последовать его примеру. Уйти ему всё равно пришлось, но с большим скандалом. Как потом выяснилось, его упорство щедро стимулировалось и «подогревалось» Акрамом. Внешне, всем своим видом проявляя ко мне лояльность, этот хитрец, руками своих многочисленных шнырей, развернул за кулисами полномасштабные боевые действия против «Руси Крэзи» или «Биг Шайтана», как меня называла местная братия после первых же стычек. Частенько дело доходило до мордобоя и тогда мне приходилось идти в штрафной изолятор, а оппоненту в медпункт или в госпиталь, потому как рука у меня тяжёлая и если меня разозлить, то последствия могут быть непредсказуемые. Когда я уверен в своей правоте, то мне безразлично – сколько против меня оппонентов. В буйной молодости шутили: «С этим (имея в виду меня) лучше не связывайтесь, у него - второй удар считается, как издевательство над трупом».

После нескольких «походов» в изолятор, меня вызвали в администрацию нашего заведения и предупредили, что если я и дальше буду себя также вести, то до конца моих дней, место в штрафном изоляторе мне обеспечено. На это я им ответил примерно следующее: «Ёжиков пугайте голой жопой, толку будет больше». Так как в то время из иностранных языков я знал только матерный (но почти в совершенстве), - после разговора с администрацией мне пришлось вернуться в «одиночку».

Надо отдать должное  братцам-арабцам, а вернее сказать - англичанам, по проектам которых строились местные тюрьмы, штрафной изолятор там (в сравнении с нашим) больше похож на санаторий или курорт. Я вспоминаю, как в армии провёл несколько месяцев в одиночке на «губе». Там была конурёнка - метр на два с бетонными корявенькими стенами и бетонным, почему-то всегда сырым, полом. Потолок, высотой метра четыре, а под самым потолком окошечко, размером – чуть больше ладони. Кусок трубы отопления, который в углу выходил из одной стены и входит в другую,  служил мне подушкой. Пилоточку положишь на эту трубу и так тебе хорошо «спится» на бетонном полу. Мысли всякие умные приходят во время «сна». В основном – покаянные. Шинелка, правда, была подо мной, а не голый пол.

А здесь, на берегу Персидского залива, одиночка выглядела примерно так: первое помещение, размером – два с половиной на два с половиной метра, за которым находилась душевая кабина и санузел, плюс кондиционер. То есть - натуральный санаторий. Кондиционер, правда, и воду в душе включали по усмотрению администрации. Если учесть, что на улице летом - пятьдесят пять градусов в тени, то в изоляторе было тоже достаточно «теплая» атмосфера. Кондиционер и вода, в случае со мной, когда я упорствовал, желая очистить четырнадцатую хату от «петухов», в одиночке включались не часто. Ещё одно неудобство – по рукам и ногам тебя заковывали в кандалы и наручники. А в них не очень удобно делать «упражнялки», чтобы пролежней не было.

Со временем я нашёл способ борьбы с кандалами современной конструкции. Конвоирам, как правило, лень было нагибаться для того, чтобы застегнуть «браслеты» на ногах и тогда мне предлагалось это делать самостоятельно. Я застёгивал кандалы на самое последнее звено и расстегнуть их в камере не составляло никакого труда, также как и застегнуть потом при необходимости. Если же конвоир попадался не такой ленивый, хотя это встречалось редко, то я настоятельно просил, чтобы он застёгивал «браслеты» поверх штанин «робы». После того, как достанешь штанину из под кандалов, они сидят на ноге довольно свободно и можно нехитрой манипуляцией, при помощи подручных приспособлений,  совсем от них освободиться.

Делается это очень просто. Отрываешь от бутылки с водой (в одиночке они не были запрещены) язычок, фиксирующий пробку, накладываешь его на зубчатую створку кандалов и вместе с язычком просовываешь её дальше, до предела затягивая «браслет» на ноге. Когда язычок достигнет фиксатора, то резким движением в обратную сторону всей конструкции, можно освободиться от оков. Бывает, что язычок неожиданно обрывается (вина арабских бракоделов) и тогда тебе не повезло – доступ крови к ступне прекращается и она начинает опухать и синеть на глазах. Нужно незамедлительно стучаться в металлическую дверь и звать на помощь аскари. Так как они догадываются о причине «хипежа», то на помощь не торопятся и нога успевает распухнуть до угрожающих размеров.

Но так бывает не часто. Обычно подобные операции проходят удачно. В данном случае, я имею в виду не только свой опыт, но и ситуации, в которые попадали сокамерники. Дело в том, что иногда в одиночном изоляторе содержались по два-три штрафника и были случаи, когда в летнюю пору, при отключенном (в воспитательных целях) кондиционере, аборигенов выносили из одиночки без чувств. Один индус, что меня очень удивило (казалось бы они должны быть привычны к любой жаре) дал «дуба» от теплового удара. А нам – нипочём. Человек не скотина, ко всему привыкает. Особенно, если есть вера в победу и надежда на светлое будущее.

Когда наши благодетели узнали о моей неблагонадёжности (по части кандалов), то приказали заменить современные, блестящие «браслеты» на средневековые, ржавые. В них наверно уже лет триста гуляли арестанты. У этих была очень мощная пружина и надёжная система запоров, которую без специальных инструментов осилить было невозможно. И весили они раз в пять больше, чем современные. В общем, прогульнуться в этих ржавых, увесистых конструкциях было – одно удовольствие. Извиняйте, малость отвлёкся от темы.

Так вот, после первого «похода» в штрафной изолятор, возвращаюсь я в свою хату на основной территории. Смотрю, а второй «петушок» - опять в хате. Я ещё раз выкинул его оттуда, после чего второй раз сходил в штрафной изолятор. Прихожу – он опять в хате. В третий раз ситуация повторилась, без каких-то видимых результатов. Мне это занятие стало надоедать. Я чувствовал, что все ситуации, травмирующие мою гордыню, уровень которой в тот период времени был необычайно высок, моделируются Акрамом, с целью навязать мне своё мнение. А это практически невозможно. Меня можно убедить в чём-то вескими аргументами, но навязывать своё мнение – лишняя трата времени и сил. Так как главный шнырь был всегда в тени и в конфликтах участия не принимал, я решил сам к нему наведаться.

Взяв с собой пару переводчиков, один из которых неплохо разговаривал по-русски (афганец, который жил на территории, контролируемой в своё время советскими войсками), а второй неплохо говорил по-арабски и  с «пушту» (один из афганских диалектов) переводил на арабский язык, я нанёс визит в хату Акрама. Сам по себе тот факт, что я появился там без приглашения, вызвал у её обитателей что-то вроде шока. Их, мягко говоря, удивление усилилось, когда я настоятельно «попросил» всех, кроме Акрама покинуть помещение. Акрам, чувствуя серьёзность момента, дал знак своим сокамерникам выйти из хаты, а сам принял вид гостеприимного хозяина, выражающего полную ко мне лояльность. Надо сказать, что это у него всегда получалось хорошо и на многих действовало обезоруживающе. Но не на меня.

Отказавшись от предложения присесть, я сразу перешёл к сути моего визита. «Дорогой Акрам, - говорю я ему нарочито вежливо, - мне не нравятся закулисные игры, которые происходят за моей спиной, и к которым, я уверен, ты имеешь непосредственное отношение. Давай, на будущее, мы с тобой  договоримся следующим образом: если у меня в этом заведении будут возникать вопросы, подобные тем, что возникали в последнее время, то у тебя появятся проблемы. У тебя лично. Не у твоих шнырей и  сявок, а у тебя лично будут большие проблемы. А ты знаешь, чем вопросы отличаются от проблем?» Он говорит: «Нет, не знаю». «Вопросы решаются часами, днями, - отвечаю я ему, - а проблемы решаются годами. Иногда и жизни можешь не хватить, чтобы решить возникшую проблему. В случае с инвалидностью, например. У меня есть кое-какой опыт в плане того, как в короткое время сделать из любого человека - инвалида. Так что не советую тебе рисковать».

Переводчики с трудом успевали за моей мыслью, но по выражению лица Акрама я понимал, что смысл сказанного до него доходит, но в данном случае для него важнее была интонация, с которой я произносил свою речь. «Мне приходилось по молодости попадать в заведения подобного типа, - продолжаю я своё повествование,- и вам навязать мне своё мнение не удастся. Так что ты не теряй зря времени и не рискуй здоровьем своих «сявок», а главное - своим здоровьем. Тебе, дорогой мой, обещали  скорейшее освобождение (на это Акрам очень надеялся и всячески старался угодить своим благодетелям) и если ты выйдешь отсюда инвалидом, то не очень хорошо получится».

По глазам собеседника я видел, что он проникся мыслями, которые я хотел передать и, надо сказать, пока Акрам был у нас главным «шнырём», подобных проблем у меня уже не возникало. В конце нашей встречи я предложил: «Во избежание конфликтных ситуаций в моей хате, попрошу направлять в неё только тех, кого я захочу там видеть. А это - русскоязычные (на тот период времени к нам уже начали поступать русскоязычные соотечественники, чего раньше не наблюдалось) и афганцы». Русскоязычные – это выходцы из всех стран бывшего Советского Союза. Они хотя бы понимали русский язык и можно было что-то объяснить. А афганцы – потому, что у нас они долго не задерживались.

Эти бедолаги бежали из своей страны, где постоянно идут междоусобные и оккупационные войны за право владеть героиновым Клондайком, а народ пребывает в глухом средневековье и беспросветной нищете. С точки зрения мировой культуры, образованности и интеллекта, качественно отличаются от своих землячков те афганцы, которым посчастливилось пожить на территориях, контролируемых советскими войсками, поучиться в наших школах и пообщаться с русскими ребятами. Они очень тепло отзываются об этом времени и о русских вообще. Те же, которые живут в отдалённых пуштунских кишлаках и не имеют представления о другой жизни, - наглухо дремучие существа, зомбированные своими имамами и одурманенные «черняшкой» (загустевший сок опиумного мака – сырьё для героина). Имам с раннего детства вбивает им в голову отдельные суры из Корана, которые выгодны для него. А всего содержания этой мудрой книги они не знают по причине своей безграмотности. 

Отчаявшиеся афганчики,  которым надоело воевать неизвестно за чьи интересы и нужно кормить семью, собираются в группы единомышленников и переходят границу Ирана. Там они рабским трудом нелегалов сколачивают себе небольшой капитал, достаточный для того, чтобы переправиться через Персидский залив и продолжить свой путь к «счастливой» жизни. Переходы через границу и по чужой территории осуществляются, как правило, ночью, горными дорогами и перевалами, где зимой бывают довольно сильные морозы. Некоторые бедолаги замерзают по дороге, другие срываются в пропасть, третьих выбрасывают за борт во время переправы через залив. Редкая группа нелегалов обходится без жертв. Большинство всё же попадают на невольничий рынок, где кому-то удаётся найти работу и помогать близким, оставшимся на родине. Другим везёт меньше.

Какие-то группы задерживают пограничники. Нелегалов, которые долго не могут найти работу, уже в городе арестовывает полиция. И тех и других определяли в наш гостеприимный зиндан, где «путешественники» поправляли своё здоровье. Панадол и другие пилюли выдавались у нас бесплатно и афганчики, да и другие бродяги выстраивались в большую очередь к передвижной аптеке, которую привозил к решётке главных ворот индус-Джамаль, по утрам и вечерам.

Но не успевали эти бедолаги немного поправиться на казённых харчах, их депортировали. Когда нелегалов собиралось около сотни (как правило,  это происходило в течение месяца), то их этапом отправляли в столицу. Там беглецов ждал самолёт, проплаченный Аль Кайдой , который возвращал их в  Афганистан, где опять этих несчастных ставили под ружьё. Они опять убегали, их снова ловили… Некоторых афганчиков мне приходилось встречать и провожать по нескольку раз.  Но многим удавалось попасть на рынок нелегальной рабочей силы с первого раза и со временем они добивались неплохих результатов. Выходцев из Афганистана я ещё буду вспоминать в других главах. Теперь же вернёмся к нашим взаимоотношениям с Акрамом.

Увидев бесперспективность своих провокаций, он начал набиваться ко мне в друзья. Чтобы оправдаться перед собой и окружающими, Акрам обратился ко мне с просьбой: «Андрей, я много слышал о вашем МГИМО и мечтаю туда попасть. Готов заплатить любые деньги. Ты мне можешь в этом помочь?» Я ему говорю: «Ты сначала выйди отсюда, а потом уж думай об институте. Придёт время, - я тебе помогу, ин ша Алла». Это, пожалуй, самая популярная фраза у арабов. В переводе на русский язык она означает: «Если будет на то Воля Божья». Выражение это имеет глубокий смысл, т.к. всё в этом мире происходит по Воле Творца. Аборигены же до того дискредитировали это словосочетание, что фактически его понимают как: «Этого не будет никогда».

«Если ты хочешь приблизить момент попадания в МГИМО, - говорю я Акраму, - то позаботься не только о своём освобождении, но и о моём». «Я уже подумал об этом. В ближайшее время будут проплачены и моя и твоя исковые суммы», - поведал он мне таким загадочным видом, что не поверить было не возможно. И действительно, в канун Рамадана до меня доходит очень секретная информация (от Акрама, естественно, и не только), что наши задолженности погашены и после соблюдения некоторых формальностей, мы с ним окажемся на свободе.

В стране моего пребывания налогообложение в том виде, как оно существует во всём мире, отсутствует. Но в преддверье Священного месяца Рамадан, каждый мусульманин должен пожертвовать два с половиной процента от всего своего состояния на какие-то благотворительные цели. У некоторых местных бизнесменов эти проценты выражаются довольно внушительными семизначными цифрами. Куда направить эти средства выбирает сам  жертвующий. Они могут поступить на развитие образования, какие-то социальные программы, в различные фонды помощи. В том числе на программу досрочного освобождения из заключения. Но в тех краях не принято конкретно помогать какому-нибудь человеку, потому что могут возникнуть вопросы: «Что да как? Почему именно этому человеку помогаешь? Что вас с ним связывает?» И так далее, и тому подобное, и так далее…

Поэтому шейх, который раньше тесно сотрудничал с Акрамом и хотел ускорить его освобождение, а заодно и моё, пришёл в нашу администрацию и «отвалил» несколько миллионов дирхам на погашение задолженностей по всем финансовым кейсам, включая наши два. Но всё же особо отметил необходимость скорейшего освобождения меня и Акрама. Эти события происходили примерно через год после того, как я попал в заключение. Нужно отметить, что в тот момент была наиболее реальная возможность моего освобождения, но так как я внутренне ещё не был готов к этому событию, оно было отложено (по Воле Творца) на неопределённый срок.

В администрации нашего заведения тогда работали два офицера среднего звена (они были свояками, то есть их жёны являлись родными сёстрами). Один из них недавно закончил полицейскую академию в Америке и был наиболее цивилизованным и прогрессивным, в сравнении с остальными «отцами-командирами», которые больше были похожи на средневековых инквизиторов. Фэйсал – так звали этого паренька - по возвращении из академии (в звании майора), старался сделать наш быт приближенным к американским тюрьмам. Он, в один из праздничных дней, с гордым видом пришёл с помощниками, которые несли за ним волейбольную сетку и мяч. Долго они размечали на плацу волейбольную площадку (как это происходило я расскажу отдельно), после чего состоялся праздничный турнир по волейболу. В дальнейшем, нам разрешали три раза в неделю, по 2-3 часа вечером играть в волейбол. Но лишали этой радости, если на территории совершались какие-то противоправные действия – драки, разборки и т.п.

Кроме того Фейсал и его старший (по званию и по возрасту) родственник – звали его Ахмед Ассулуми – регулярно посещали утренние проверки, интересовались нуждами и чаяньями сидельцев, аккуратно записывая информацию в свои блокноты. Надо сказать, что многое из записанного исполнялось. Они относились с пониманием и к моей ситуации, пытаясь как-то посодействовать моему освобождению. Устраивали встречи с представителями истца, пытаясь воздействовать на его благоразумие, но – безрезультатно.

И вот, когда сумма всех задолженностей шейхом была проплачена, Ахмед Ассулуми – он был заместителем начальника тюрьмы и наиболее реальным его правопреемником - вызывает меня к себе в кабинет и говорит доверительным тоном: «Андрей, один уважаемый человек, в честь Рамадана хочет тебе помочь и готов заплатить пятьдесят процентов твоей исковой суммы. Если ты внесёшь оставшиеся пятьдесят процентов, то через пару недель поедешь домой». На тот период времени я точно знал, что сумма задолженности погашена полностью. Просто наши «благодетели» использовали всякую возможность «отжать» хоть какую-то сумму от поступивших на освобождение средств. Это у них была, как я уже говорил, очень неплохая статья дохода. Я ему отвечаю: «Спасибо за хорошую новость, но у меня нет возможности оплатить названную сумму». «Ну, нет, так нет, - говорит он мне с явным раздражением, - тогда иди в камеру и сиди дальше. Но подумай, как следует. Второй такой возможности может не быть». Я ему обещал подумать и пошёл в хату.

Через неделю Ахмед опять вызывают меня к себе: «Ладно, давай двадцать тысяч и можешь ехать домой». Я говорю: «К сожалению у меня и такой возможности нет. Пока я здесь нахожусь, у меня связаны руки и я не могу даже две тысячи дирхам доплатить, не то что двадцать тысяч». «Ну, как хочешь, сиди тогда до тех пор, пока у тебя не появится возможности расплатится», - были его слова. Через неделю вызывает он меня опять. Должно быть шейх, который внёс необходимую сумму, интересовался, почему так долго не наступает моё освобождение. Забегая вперёд скажу, что Акрама после Рамадана «мурыжили» и не освобождали  почти полгода, всячески пытаясь из него ещё что-то вытянуть. Мне же устроили очередную провокацию и выход на волю отложили на неопределённый срок.

Но это было позже. А тогда, вызывают меня в третий раз и говорят: «Всё, не надо ничего платить. Вся исковая сумма за тебя проплачена, через неделю уезжаешь в Москву». Но, как я уже говорил, в тот период времени, по причине моей непомерной гордыни и, как следствие, большой агрессии против окружающего мира, я ещё не был готов к освобождению. Свыше была послана травмирующая ситуация, на которую я отреагировал агрессивно, вследствие чего в очередной раз пошёл в штрафной изолятор. Освобождение моё «накрылось медным тазом», а наша доблестная администрация с удовольствием поделила денежки, выделенные на моё освобождение.

Получилось это примерно так: каждую неделю в нашей хате, в отличии от других, проводилась генеральная уборка. Все сидельцы должны были принимать в ней посильное участие. Кто-то выносил из хаты лишние шмутки, другие таскали воду, третьи – драили полы и стены. В общем, работы всем хватало. Но один пакистанский паренёк, который через пару дней должен был освобождаться, никак не хотел принимать участия в уборке. Я ему говорю: «Это что за дела? Ты жил в этой хате и в уборке должен поучаствовать». Но пакистанец упорствовал и игнорировал все мои пожелания. Как потом выяснилось, его науськивал Джамаль – главный помощник нашей администрации, от которой он и получил заказ на очередную провокацию, с целью сэкономить средства, выделенные на закрытие моего кейса. Акрам в то время старался не ввязываться ни в какие конфликты и держался в стороне от рисковых событий, во избежание проблем с освобождением. По большому счёту мне бы тоже следовало избегать подобных ситуаций, но непомерная гордыня этому мешала.

В тот день наша хата была дежурной по территории. А это означало, что надо было: навести и поддерживать в течение дня порядок в сортире и на плацу; ходить за пайкой; вывезти в общий контейнер мусор из баков, находящихся на территории. Юный пакистанец и в этих работах не хотел участвовать. Я ему говорю: «Это ещё большой вопрос – улетишь ты завтра или нет, а в уборке, будь любезен, принимай участие. А если не хочешь, то забирай свои вещички и уматывай из нашей хаты». Он начал, мягко говоря, демонстративно выражать своё недовольство услышанным. Стали собираться его землячки и просто зеваки.  Всем было интересно, чем же всё закончится. «Если не хочешь сам это сделать, то я могу тебе помочь», - добавил я, взял все его шмутки и выкинул из хаты. Остальные сокамерники меня дружно поддержали. В тот же момент у нашей хаты появляется дежурный офицер, как будто он только этого и ждал (на самом деле – так оно и было). Ни раньше, ни после данного инцидента я того офицера не видел. Такое складывается впечатление, что он был командирован к нам специально для проведения  провокации, получив это задание от начальника тюрьмы.

О начальнике хотелось бы сказать отдельно несколько слов. Внешне он напоминал доброго дядю Тома из фильма про его хижину. Здоровенный араб негритянской наружности с удивлённо-улыбчивым выраженьем на лице. Он уже тридцать лет работал в этом заведении, а в должности начальника - последние лет десять. Что такое совесть или честь у него не было ни малейшего понятия. Главная задача, которую он выполнял на своём посту – всеми правдами и неправдами «зарабатывать» деньги для своего хозяина. Не забывая, конечно, и о своих интересах. Хозяином его был руководитель администрации правящего шейха, для которого они и старались «отжать» побольше средств из тех, что были выделены спонсорами на амнистии и Рамадан. А также целенаправленные проплаты исковых сумм, как в моём случае.

В тот момент им нужно было найти способ, во что бы то ни стало, завладеть суммой, выплаченной за моё освобождение. Это была первая проплата моей исковой суммы. Забегая вперёд скажу, что всего их было четырнадцать, тринадцать из которых - безрезультатные.

И вот подходит к нашей хате дежурный офицер, в сопровождении Джамаля и двух аскари. Спрашивает: «В чем дело? Почему шум?» Я сообщил причину конфликтной ситуации. Он, не обращая внимания на мои слова, продолжает: «Кто тебе дал право выбрасывать чужие вещи из хаты?» Мне пришлось ему объяснить, что это решение всех сидельцев, а не только моё. Джамаль что-то ему шепнул на ухо и тот перешёл на другую тему: «Почему не произведена уборка в «хамаме»? Убраться и доложить мне лично». Повернулся и пошёл к выходу с гордо поднятой головой. Вся «свита» - за ним.

Хамамом у арабов называется всё, что связано с водными процедурами. Это - и туалет, и умывальник, и душ, и баня и т.п. Нужно сказать, что у Джамальки была специальная команда индусов, которая за мелкие поблажки готова была драить сортир хоть целый день напролёт. Но когда дежурила наша хата, - этого не происходило. Нужно заметить, что у Джамаля была особая неприязнь к русским. Задолго до моего появления в зиндане, какой-то наш соотечественник-каратист настучал ему по «репе». К тому же, когда я появился на основной территории, мне рассказали историю Джамаля, который там был главным шнырём и правой рукой начальника тюрьмы. По слухам он был не только его правой рукой, но и с тылу иногда пристраивался к своему хозяину. Там, надо сказать, это явление очень распространено и практически не осуждается. Наблюдая их наедине (такие моменты случались), можно было понять, что слухи эти были не беспочвенны.

Джамаль до тюрьмы работал в индусском госпитале врачом. И была у него подруга – тоже врач, тоже индуска, очень красивая, как говорят, в которую он влюбился без ума. Она же ему взаимностью не отвечала и всячески издевалась над его чувствами. И вот однажды, после очередных издёвок в свой адрес, в порыве ярости он дал ей по башке, да не рассчитал своих сил - колотушки-то у него были - будь здоров. Красавица-индуска упала и ударилась обо что-то твёрдое головой. После чего взяла, да и отдала Богу душу. Он её уже мертвую изнасиловал. При этом занятии его и «застукали».

Неудачного любовника обвинили в некрофилии и приговорили к высшей мере. Но местное законодательство, как я уже упоминал, на усмотрение родственников убиенного, имеет альтернативный вариант – срок для мокрушника и компенсацию семье пострадавшего в размере 150 тысяч дирхам. Родственники убиенной склонялись ко второму варианту. Так как это была мусульманская семья индусов, то они предложили суду следующий вариант: Джамаль финансирует строительство мечети на родине убиенной и десять лет находится в заключении.

Денег у нашего «героя» не было, поэтому на тюрьме ему пришлось провести не десять а почти восемнадцать лет. При этом он из кожи лез и подмётки рвал, прислуживая администрации в надежде, что они за него заплатят сумму, необходимую для строительства мечети. В конце концов так оно всё и произошло.

И вот, в первые дни моего пребывания в зиндане, Джамаль пытался навязать мне своё мнение и у нас с ним произошла стычка в местном хамаме, во время которой, я без переводчика, на чисто русском языке сказал ему примерно следующее: «Слушай сюда, козлиная твоя рожа, ты учи как надо жить своих сявок, а я это знаю без тебя. Если бы ты, со своей статьёй, попал в наше заведении такого типа, то место твоё было бы под шконкой. Тебя бы трахали там, кто хочет – сзади, а кто хочет – спереди, - все семнадцать лет. И забудь вообще смотреть в мою сторону и указывать мне, что мне делать и чего не делать». Всё это я говорил не стесняясь в выражениях, а интонацию эти ребята, как и животные, понимают очень хорошо, так как они ближе к животному миру.

Надо сказать, что после этого монолога Джамалька больше ко мне не подходил и старался вообще обходить стороной. Слово – русский – у него (да и не только у него) ассоциировалось со словом – мафия, мафиозо. Сам он ко мне подходить боялся, но через своих шнырей не упускал возможности всячески мне «подговнить». Вышеописанная провокация была одним из примеров того, что этим он занимался с большим рвением и вполне профессионально. Неубранный его командой шнырей сортир свидетельствовал о том, что уборкой должны были заниматься мы. В прошлые дежурства мы так и делали, но в тот день до хамама руки ещё не дошли. После того, как дежурный офицер ушёл в офис, наши ребята пошли и быстренько навели там порядок. С чувством выполненного долга мы занесли в чистую хату свои вещи и занялись повседневными делами.

Через какое-то время в хату заходит аскари и сообщает с сочувственным видом: «Андрей, тебя вызывают в администрацию». Не к добру, думаю, вызов в администрацию в выходной день. Обычно оттуда – прямой путь в штрафной изолятор. Собираю, на всякий случай, все необходимые в одиночке принадлежности и иду вслед за аскари в офис. Там с ехидной и довольной улыбочкой встречает меня дежурный офицер, рядом с которым, с такой же довольной рожей стоит Джамалька. «Ты почему не выполняешь мои приказания?», - спрашивает меня офицерик. Я искренне изображаю на своей морде лица удивление: «Как это – не выполняю. Был разговор о том, что нужно навести порядок в сортире. Сейчас там полный порядок. Какие ко мне претензии?» Но дежурный меня не слушал и продолжал свою речь: «Я приказал тебе лично драить толчки, а ты послал других». На что я ему отвечаю: «Никого я пока ещё никуда не посылал, хотя могу послать и очень далеко. Просто мои сокамерники, уважая мои седины, не позволили мне заниматься этим делом. А по большому счёту, обязанность – драить горшки –возложена вот на этого пидора, - показываю я пальцем на Джамальку, - и его команду». Дебаты ещё продолжались какое-то время, но в итоге, как я и предполагал (сказать честно, активно этому посодействовав), меня определили в штрафной изолятор.

Через пару дней ко мне в одиночку, вернее сказать – к зарешеченному  дверному окошку, приходит лично начальник тюрьмы в сопровождении своего верного слуги и «защитника тыла» - Джамаля. С ними был переводчик из вновь прибывших египтосов. Он неплохо говорил по-русски. Крупненький такой, симпатичный юноша лет тридцати. Звали его Джалялем, - почти как нашего главного шныря. Этот паренёк заслуживает отдельного внимания в моём повествовании за свои моральные и душевные качества. Но о нём речь пойдёт чуть позже. Пока же он очень усердно исполнял роль переводчика. С чувством глубокого удовлетворения полковник Рашид произносит следующую фразу: «Андрей, если ты не хочешь прислушиваться к нашим пожеланиям, то мы не сможем тебе помочь». Так ласково, с нескрываемым садизмом, он это произнёс, что во мне появилось непреодолимое желание сейчас же придушить эту сволочь вместе с его любовником Джамалькой. Но мешали кандалы, наручники и зарешёченная дверь, разделяющая нас. «На всё Воля Божья, - сказал я ему в ответ, - мне у вас уже начинает нравиться. Разбудят, накормят, спать уложат, - ни о чём заботиться не надо. Красота!» С плохо скрываемым раздражением все трое развернулись и направились к выходу, сопровождаемые небольшим (минуты на три) моим монологом из ненормативной лексики, обращённым в адрес уходящих. Не знаю уж перевёл Джалялька смысл этих моих напутствий своим новым покровителям, но шли они не оборачиваясь до выхода, что-то обсуждая между собой.

В тот же день меня выпустили из одиночки, т.к. смысла там держать уже  не было. Цель достигнута - злостных нарушителей дисциплины выпускать на свободу никак нельзя, а средствам, выплаченным на закрытие моего кейса, найдётся более достойное применение. Например, выплатить премиальные высшему командному составу гостеприимного зиндана. Что вскоре и было сделано.

Как потом оказалось, эта ситуация явилась последней каплей в затяжной борьбе за власть между ветеранами нашего заведения, которых поддерживал руководитель администрации правящего шейха (ведь все сэкономленные на нас средства поступали в его распоряжение) и молодыми реформаторами, в лице Ассулуми и Фейсала, которых поддерживал младший сын правящего шейха, председатель местного суда. Последние пытались мне помочь, но победили в этой борьбе ветераны, которых, как и их покровителя - правящего шейха, интересовало только получение  прибыли – любым путём. Молодым пришлось капитулировать и дожидаться ввода в эксплуатацию новой современной тюрьмы, который в ближайшем будущем должен был состояться.

Возвращаюсь я после штрафного изолятора в свою хату. Смотрю, голубка-пакистанца в хате нет. Должно быть, руководство решило не способствовать обострению ситуации до следующей амнистии, коль скоро намеченная цель достигнута. Проходит одна неделя, другая (во мне всё ещё теплится надежда на освобождение) – обещанного возвращения домой не наблюдается. Спрашиваю у Акрама: «А где Ахмед Ассулуми и Фейсал? Что-то их не видно последнее время?» Он отвечает мне с нескрываемым разочарованием: «А они больше здесь не работают. Рашид со своей командой их отсюда вытеснил. Так что наше с тобой освобождение теперь под большим вопросом. Эти шакалы приложат все силы для того, чтобы зажать наши денежки».

Так оно и случилось. Я записываюсь на приём к начальнику тюрьмы и через пару недель попадаю в его шикарный кабинет. Полковник Рашид восседает на большом позолоченном кресле, нос – к верху, сопли - пузырями. По правую руку, чуть за спиной, как водится, стоит его мил-дружок Джамаль. По левую, на полусогнутых, учтиво склонился переводчик Джалялька. Спрашиваю Рашида:  «Месяц назад мне было гарантировано, что через неделю я выхожу на свободу. У меня есть сведения, что кейс мой проплачен на сто процентов. Прошёл месяц, а освобождения не наступает. Почему?».

Он, в свою очередь, спрашивает меня: «Может быть у тебя есть официальный документ, подтверждающий твои слова?» Я ему отвечаю: «Такого документа у меня нет, но господин Ассулуми – ваш заместитель – мне это торжественно обещал». Он хлопнул ладонями, потирая руки, и заявляет мне: «Извини, дорогой, такого заместителя у меня нет, с некоторых пор, а лично я тебе ничего не обещал. Должно быть, Всевышнему неугодно, - при этой фраза он поднял свой взор и руки вверх, - твоё освобождение. Так что иди в свою камеру и подумай о своём поведении. Уж очень много ты мне доставляешь хлопот». На что я ему отвечаю с нескрываемой «симпатией»: «Если со стороны этого пидора, - показываю я пальцем на Джамальку, - будет меньше провокаций, то и хлопот у тебя будет меньше». На том я и расстался с начальником тюрьмы, заодно расставшись (в первый из тринадцати раз) и с надеждой на освобождение.

Но провокаций меньше не стало. Акрама, в тот период времени, уже отстранили от должности главного шныря в нашем блоке. За что он вдвойне обиделся на администрацию, которой служил верой и правдой почти пять лет и которая «прокатила» его с освобождением (оно наступило только через полгода, после очередной амнистии). Эту «почётную» должность стремились занять многие отморозки. Лидировал в этом списке Хашим. Он был из местных белучей и попался на контрабанде большой партии наркоты. Дали ему «четвертак»  и торопиться ему было некуда, а нужно было завоёвывать доверие руководства тюрьмы, в надежде на то, что оно походатайствует перед судом о досрочном его освобождении. А лучший способ набрать баллы – это сотворить новую провокацию в гурфе арбатаж. Другими словами, спровоцировать на противозаконные действия Большого Шайтана, то есть меня.

Чтобы представить личность этого паренька, нужно вспомнить совершенно «безбашенного» голливудского актёра Джеймса Белучи. Должно быть его корни тоже идут из тех мест на границе Ирана и Афганистана, где когда-то простиралась великое государство под названием Белучстан. За какие-то грехи (судя по всему, за те же, что Содом и Гоморра) оно Всевышним было уничтожено, а уцелевшие его жители рассеялись по миру. Некоторые ушли в горы и там по сей день занимаются грабежом и разбоем. Кстати, это ещё одна статья расходов для бедных афганских нелегалов, переходящих горными тропами иранскую границу. Редкая группа искателей лучшей доли минует встречи с этими «абреками». Когда эта  встреча происходит, то белучи обирают их до нитки. Иногда для острастки -  «шлёпнут» пару человек из группы или возьмут в рабство для сексуальных утех.

Власти время от времени пытаются наводить порядок на своей границе. Но в горной местности, как в Курдистане и Чечне, это сделать крайне сложно. Количество банд не уменьшается, а растёт год от года. Они оснащены по последнему слову техники и воюют с конкурентами также, как с отрядами, сопровождающими караваны, нагруженные наркотой. Там идут вековые нешуточные войны за раздел сферы влияния, с большим кровопролитием и жертвами. Но, как сказал один весёлый афганчик, который был в одной из групп за место имама: «Подумаешь – убьют. У нашего отца девять сыновей. Троих убьют –  шестеро останутся. Мать ещё нарожает». Так что они спокойно к этому всему относятся. «Черняшку» - под язык, чайком запьют и летают где-то в облаках целый день, а то и два. Не все, конечно, кто-то пытается вырваться из опийного дурмана и бегут – куда глаза глядят. У кого-то это получается. Другие по пути пропадают бесследно. Третьих возвращают в строй наркобароны или радикальные исламисты. В общем житуха у наших афганчиков «весёлая», не позавидуешь. Но я что-то малость отвлёкся от темы. Возвращаюсь к описанию нашего будущего главного шныря - Хашима.

Парень он был – хоть куда (хоть – туда, хоть – сюда). В прямом и переносном смысле (девственником, со всех сторон, не был уже давно). Без каких бы то ни было тормозов и понятий о совести и чести. Такие экземпляры нашей администрацией ценились особо. Так что у него были все шансы завоевать их доверие, что он и делал очень усердно и небезуспешно. Однажды была такая ситуация – в соседней хате проживал один конченный педофил лет тридцати, который  при мне попал за решётку уже третий раз по одной и той же статье – развращение и изнасилование малолетних мальчиков. Как я уже говорил, у них там это явление очень распространено и не сильно-то наказуемо. На суде и в СМИ объявляют большой срок, а в действительности сидят они по нескольку месяцев. Во время очередной амнистии или Рамадана, их отпускают на свободу вместо тех, кто должен освобождаться по финансовому кейсу.

С раннего детства большая часть местного народонаселения приобщает ребятишек к этому занятию и другой жизни они себе просто не представляют. Пидорастая, они привлекают в свою компанию других малолеток и так далее, и тому подобное, и так далее…По большому счёту – это Свыше уже включена программа уничтожения нации. Ведь от однополых контактов продолжение рода невозможно. У нас это тоже имеет место быть, но, если считать на душу коренного населения, – раз в пять меньше распространено. Хотя это не должно успокаивать. Если мы не начнём пересматривать отношение к окружающему миру - с потребительского на альтруистическое, - то можем очень быстро (в этом плане) догнать и перегнать несчастных арабцев.

В связи с тем, что у них большинство местной молодёжи, условно говоря, мужской наружности не интересуется противоположным полом, - среди молодых женщин там очень высок процент суицида, по причине их невостребованности. А если уж кому-то из девушек удалось всё же создать семью, то она из мужа, образно говоря, «верёвки вьёт». Хотя внешне, - там полный патриархат. По вечерам в центре города можно наблюдать такую картину: к крупному супермаркету подъезжает большой дорогой автомобиль, из него выходят пассажиры и выстраиваются примерно таким образом - впереди идёт солидный муж в богатой кондуре и везёт перед собой коляску, с недавно народившимся ребёнком. Позади него семенят в паранже (молодые) и в масках (те, что по-старше) жёны и дочери. По правую и по левую руку от главы семейства идут сыновья. Это приехала на шопинг образцовая арабская семья.

Но таких семей становится всё меньше. Хотя верховное правительство всячески поощряет браки между аборигенами, проводя в жизнь различные программы поддержки молодой семьи. Строятся целые города в пустыне со всей инфраструктурой, где молодожёнам предоставляют с большой рассрочкой шикарные (по нашим меркам) дома. Но посёлки эти, в большинстве своём, пустуют или их скупают иностранцы. Наши соотечественники – в том числе. Но, возвращаюсь в нашу хату.

Вернее сказать, - в соседнюю, так как событие, о котором я хочу вам поведать, начиналось именно в ней. Как я уже упомянул, в соседней хате (по третьему разу)  отбывал наказание педик Рашидка. Он, как водится, был там в центре внимания. Для этой братии привлекать к себе внимание, любыми средствами, не прихоть и распущенность, как многие считают, а жизненная необходимость. Так как уровень любви в душе у них приближается к нулю (любят они только себя, а ещё очень любят получать удовольствия) и единственный приток чистой энергии (через бескорыстную Любовь) для них перекрыт, эти бедолаги вынуждены питаться энергией от окружающих. Возбуждая своим нестандартным и вызывающим поведением чувство восхищения или осуждения (и в том, и в другом случае происходит несанкционированная передача энергии к объекту обожания или неприязни), они получают необходимый для существования заряд энергии.

И вот, жил себе преспокойненько Рашидка в центре внимания жителей соседней хаты, как вдруг однажды подселяют к ним точно такого же новенького "голубка". Поначалу у них завязалась «любовь и дрючьба», но вскоре один приревновал другого к кому-то и начались латино-американские страсти с шумными разборками между «мил-дружками» и битьём посуды (образно говоря). Остальным судельцам соседней хаты не стало от этих обормотов никакого житья и они попросили Хашима, который уже считался окружающими (без пяти минут) главным шнырём, расселить «сладкую парочку» по разным хатам. Этот «хмырь» только и ждал подходящего случая, чтобы мне поднасрать. Представившуюся возможность он использовал в полной мере.

В тот период времени в нашей хате на нижних шконках проживали выходцы из республик СНГ, остальные места занимали афганчики – спокойные такие ребята, которые жили в своё время у себя в Афганистане на   территории, контролируемой советскими войсками и с большим уважением относились к россиянам. Без ложной скромности должен заметить, что очень многие сидельцы стремились к нам попасть, но мы принимали только достойных. Хотя и провокаторы со стукачами просачивались. Администрация не могла успокоится до тех пор, пока не внедряла к нам хотя бы одного из  своих «сексотов». Тогда у нас был как раз недобор этой братии, а вернее сказать – их полное отсутствие. С таким положением вещей наши благодетели смириться не могли и Хашим, получив одобрение администрации, начал активные действия по внедрению агентуры.

Как-то рано утром (только открыли двери на утреннюю молитву) я проснулся от какой-то возни и разговоров, происходящих в непосредственной близости от моей шконки. Приоткрываю занавесочку и вижу примерно такую картину: афганчик, который проживал надо мной, собрал свои шмутки и покидает нашу хату, а на его месте располагается Рашидка, о котором шла речь чуть выше. За всей этой процедурой наблюдают: Джамалька, Акрам, Хашим и толпа любопытствующих.

Меня такой вариант обмена, мягко говоря, не устраивал и я решил вмешаться в этот процесс. Встаю со своей шконки, ни слова не говоря сворачиваю рашидкины шмутки и выбрасываю за дверь. "Ты рано расслабился,-обращаюсь я к Акраму,- наша с тобой договорённость ещё в действии". Джамалька молча развернулся и пошёл восвояси. Хашим пытался возмущаться, но Акрам его успокоил и увёл в свою хату вместе с Рашидкой. Разочарованные зрители, лишённые зрелищных баталий, время от времени происходивших около нашей хаты, стала тоже расходится. Хашиму ещё не раз приходилось терпеть фиаско у хаты арбатаж, пока он не успокоился на мой счёт. Но об этом будет рассказ в других главах.