ГУРФА АРБАТАЖ И ЕЁ ОБИТАТЕЛИ

 

(для тех, кто по каким-то уважительным причинам не знает арабского языка, объясняю – на русский язык это словосочетание переводится следующим образом – комната номер четырнадцать, то есть – это наша четырнадцатая хата)

 

Мы радуемся или стонем

и тем судьбу отчасти правим.

Смеясь – мы прошлое  хороним,

а плача – будущее травим.

 

Хочу несколько слов сказать о нашей родной четырнадцатой хате, в которой мне посчастливилось провести без малого пять лет и объяснить, чем, собственно говоря, она отличалась от остальных. А также, рассказать о народном творчестве, которым мы в обязательном порядке, но с большим удовольствием, занимались в её стенах. Вспомнить некоторых, наиболее запомнившихся, сидельцев с их причудами и особенностями.

О том, что из хаты были постепенно удалены все нежелательные личности и в ней был наведён порядок, который мы старались поддерживать, -  я уже говорил. Сейчас расскажу о том, чем встречала гурфа арбатаж новых постояльцев. Будучи по природе своей оптимистом, я старался создать в хате здоровую атмосферу, в которой бы не было места унынию, разгильдяйству и недоброжелательности. Путём различных махинаций, мне удалось собрать у себя под шконкой небольшую библиотеку. Наряду со Священными писаниями (Библия, Коран и др.), философскими трудами В.Соловьёва, книгами по теологии А.Меня и других авторов, там были и весёлые (с философским уклоном) произведения Юза Алешковского, Игоря Губермана и ещё пару сборников анекдотов и афоризмов. Всего у меня насчитывалось десятка полтора-два книжек, хотя положено иметь одну.

Во время шмонов каждому сокамернику выдавалось по одному экземпляру. Оставшиеся (если успевали) передавали в другие хаты. Забавно было наблюдать, как какой-нибудь афганчик, в то время когда вертухаи переворачивают всё наше имущество (нажитое непосильным трудом) вверх дном, бережно прижимает к груди толстенный том великого русского философа Владимира Соловьёва или труды христианского священника Александра Меня.

Конечно, бывали случаи, когда вновь прибывшие сидельцы  пытались нарушить этот порядок, но их хватало не  надолго. Они или подчинялись общим внутренним правилам нашего жилища, в которых не было ничего сверхестественного и экстраординарного, или им приходилось (добровольно-принудительно) покидать нашу гостеприимную хату. Ко второму варианту прибегали крайне редко. Обычно новички понимали  преимущества порядка перед бардаком и принимали выработанные, для их же блага, правила внутреннего распорядка.

В этом распорядке было время для занятий спортом, которые не приветствовались администрацией нашего заведения. Подтянутым, собранным, организованным мужчинам, они предпочитали инфантильных особей, непонятно какого пола, которыми было легче управлять. По этой причине, наша хата была под особым контролем и шмоны в ней проводились намного чаще, чем в других. Не раз бывали случаи, когда после очередного общего шмона, только наведёшь в хате порядок, расслабишься и достанешь из разных нычек запрещённые предметы, как вдруг к нам стремительно врываются несколько вертухаев  и опять переворачивают всё вверх дном. При этом обязательно находят что-то из контрабанды. Если это нож или мобильник, то неделя изолятора – обеспечена.

Искали у нас, как все общепринятые запрещённости: ручки, карандаши, бумагу (лист бумаги выдавался администрацией один раз в десять дней, если ты вовремя дашь заявку, а пишущие принадлежности надо было брать у главного шныря); всяческие игры, изготовленные из подручных средств (шахматы, шашки, нарды, карты и др.); лук, чеснок, острый перец (всеми доступными и недоступными способами мы добывали себе эти продукты); спортивные снаряды (гантели из связанных пластиковых бутылок с водой, палки от швабры, при помощи которых гантели превращались в штангу), так и совершенно нетрадиционные предметы обихода, которые вызывали не только удивление, но и восхищение у нашей администрации.

Однажды, например, мы с Палычем (ему будет посвящена отдельная глава) изобрели и изготовили, из подручных средств, приспособление, при помощи которого можно было кипятить воду. Кипяток был нужен для заваривания чая и кофе (тоже запрещённые продукты – контрабанда) по ночам. Лампадка, подобной конструкции, для ночного чтения у меня была. Смастырил я её из фольги, которой накрывались гигантские кастрюли с харчем, фитиля (из куска одеяла) и оливкового масла, которое можно было заказать в ларьке. Вообще, надо сказать, фольга нас очень выручала в изготовлении каких-то предметов обихода. Но об этом – чуть позже. Когда возникла необходимость в кипячении воды, мы с Палычем, собрав воедино остатки инженерной мысли, изобрели (опять же - из фольги) такой кирогаз, что кружка воды закипала в семь секунд. Ещё быстрее, чем при использовании традиционного тюремного кипятильника – кусок провода и пару бритвенных лезвий, скрученных ниткой через диэлектрик. Электрический кипятильник, в силу технических особенностей, в нашей хате использовать было невозможно.

Когда кто-то, как обычно, нас вложил и при очередном шмоне нашли этот кирогаз – администрация обалдела от нашей наглости и простоты решения (всё гениальное – просто). В хату пришёл сам Рашидка - начальник нашего заведения – со всей своей свитой, чтобы посмотреть на нас с Палычем и торжественно проводить в штрафной изолятор (в очередной раз). После этого, долгое время всю фольгу с кастрюль шныри тщательно собирали и сдавали вертухаям. Но, со временем, всё вернулось в прежнее русло.

Вспомнился случай, когда по моей вине запретили продавать в ларьке двухлитровые бутылки с Колой, которая была очень популярна среди наркушников. Были даже такие, которые за сутки могли выдуть больше десяти литров Пепси или Кока-Колы, чтобы их хоть немножко торкнуло. Но обо всём по порядку. В период моей адаптации на Централе, на меня обрушилось много всяческих болячек, включая простуду. Так как я уже в те годы не пользовался никакими пилюлями, то спасало только теплое питьё. Чай с бромом напополам, который всегда оставляли после пайки в больших столитровых термосах, я не употреблял, в отличие от тех же наркушников. Эти не успокаивались до тех пор пока не опустошали все ёмкости.

А я брал в ларьке Колу, разбавлял её на пополам с водой, добавлял в неё лимонного сока, натягивал на бутылку чёрный носок и ставил на плацу. Примерно через час (время моей утренней прогулки),  под палящим солнцем,  моя смесь превращалась в сильно газированный горячий напиток, который очень хорошо прогревал дыхательные пути и способствовал скорейшему выздоровлению. Эти процедуры длились примерно неделю. Аборигены косились на загадочный предмет, время от времени появляющийся на плацу (бутылка в чёрном носке), но всё не решались спросить: «Что это делает Большой Шайтан?»

Наконец, любопытство взяло верх и один шнырь подошёл ко мне с вопросом (может быть, по указанию администрации): «Андрей, а что это ты делаешь в бутылке с носком?»  А я возьми, да ляпни, не подумав: «Виски, хочешь – попробуй». Как раз, в это время, я снимал с полу-с жару очередную порцию того загадочного напитка. Открыл его с сильным шипением (почти, как бутылку шампанского), отпил несколько глотков, сильно морщась (как будто и впрямь это был алкоголь) и протянул собеседнику. Он замахал руками со словами: «Харам, харами…» (что значит – грех, грешник) и побежал от меня, как чёрт от ладана. Должно быть, докладывать администрации о важной информации, которую только что от меня получил.

На следующий день из ларька исчезла кола в двухлитровых бутылках. Привозить её стали в маленьких алюминиевых банках и, так как металлические предметы внутри блока были запрещены, заставляли тут же у решётки (передвижной ларёк подкатывал к главному входу нашего заведения и бойкая торговля осуществлялась через решётку, примерно в течение часа – кто не успел, тот опоздал) переливать напиток в свою посуду. Образовалось такое столпотворение, что половина желающих не успевали отовариваться. Естественно, все кивали на меня – мол, виноват во всём Руси-Крэзи.

Я не сразу понял в чём тут дело, а когда мне объяснили причину запрета продажи Пепси-колы в больших пластиковых бутылках, я очень долго хохотался, чем вызвал неподдельное возмущение аборигенов. Сказать по правде, окружающие не разделяли моего веселья. Позже выяснилось, что запрет на большие бутылки появился не только и не столько потому, что я в этой посуде «делал себе виски», но и по другой причине. Оказывается, на женской территории, наши девчонки ставили в таких бутылках брагу. Так как в коле много консерванта и она забродить не может, они собирали джем (два раза в неделю на завтрак давали плавленый сырок с джемом), разводили его водой, добавляли туда (вместо дрожжей) кусок кекса из ларька и ставили в тёплое место. Так как в хатах всегда (почти всегда) работал кондиционер и температура не превышала 20 градусов, то самое теплое место - на плацу под солнышком. То есть, технология была похожа на мою – девчонки брали бутылки с исходным материалом и ставили на открытой территории, для маскировки прикрыв одеялом. На ночь убирали в хату. Через неделю брожения получался сильно газированный слабоалкогольный напиток, который немножко торкал наших жриц любви. Однажды индуска-сокамерница случайно попробовала готовый продукт, перепутав его с колой, и заявила: «Девочки, у вас пепси испортилась». На что наши красавицы ей отвечают: «Ничего, нам и так сойдёт». Конечно, соседка их тут же вложила и «кружок виноделья» прикрыли.

А ещё, примерно в то же время (чуть раньше), у меня, совершенно неожиданно, без всякого злого умысла получилась такая ядрёная брага, что от нескольких её глотков глаза собирались в кучку. Был сезон созревания фиников и в передачках многим приносили эти царские плоды. Мы даже не успевали их съедать и тогда они начинали киснуть, привлекая к себе мошкару. Чтобы этого избежать, я отмыл пару бутылок от Колы, просушил их и, заполнив отборными финиками, поставил под шконку. Там было по-прохладнее и мне казалось, что финики сохранятся дольше. А потом я про них благополучно забыл.

Недели через две или три, я случайно на них наткнулся. Бутылки эти раздуло и  распёрло между полом и шконкой, только благодаря этому они не взорвались.  Я их еле вытащил оттуда и только я дотронулся до пробки, она как бахнет – посильнее, чем у бутылки с шампанским. Содержимое бутылок было никак не меньше градусов 10-12, но его было всего граммов 200-300 в каждой бутылке. Наверно, тогда был первый стук в администрацию. Потом девчонки пображничали, а напоследок – я со своими «виски». В общем, наркуши лишились любимого напитка в удобной таре, а мы – хорошего сырья для народного промысла.

Дело в том, что из пустых двухлитровых бутылок, много чего полезного можно было изготовить из предметов обихода.  Местное народонаселение очень хорошо обходилось без ложек, а тем, кого коснулась цивилизация, непривычно было есть руками. Поэтому, кто как мог выходил из создавшегося положения. Делали подобие ложек из пустых тюбиков от зубной пасты, каких-то картонок или пластмассок. Почему-то никому не приходило в голову, что нижняя часть бутылки из-под Пепси-Колы – это несколько готовых ложек по качеству мало уступающих тем, которые предлагают нам для разового использования. Стоит только немного поработать хорошо заточенным ножом, если конечно руки растут оттуда, откуда надо.

Нож, в свою очередь, изготавливался из металлической тарелки, которую при большом желании можно было умыкнуть во время отправки большого этапа афганцев. Перед выходом с территории нашего блока они сдавали вертухаям по счёту всё, полученное ранее имущество (три одеяла, тарелка и кружка). Шныри складывали одеяла в одну кучу, тарелки и кружки – в другую. В это время, главное было чем-то отвлечь вертухаев и стырить из общей кучи то, что тебе нравится. Это могли быть – и тарелка, и кружка, и хорошее одеяло.

Однажды, во время Священного месяца Рамадан, какой-то торгаш пожертвовал нашему заведению партию пледов (штук триста), которые долгое время у него не продавались. Они хоть и были изготовлены из искусственного волокна, но радовали глаз своим рисунком и отличались пышностью, в сравнении с штатными одеялами (на рыбьем меху). Они гуляли по всем трём нашим территориям (основная, предвариловка и женская) и за ними постоянно велась охота.

Удастся тебе добыть такую одеялку, постираешь её разов пять, после чего она становится мягкая и пушистая. У меня (при положенных трёх) их было всегда 7 штук: две, сложенные по специальной технологии, закладывались в наволочку, сшитую контрабандной иглой из полотенца, и заменяли подушку; четыре, сложенные пополам и накрытые контрабандной простынкой, служили матрацем; одной (в контрабандном же пододеяльнике) я накрывался. Восьмая, уже на рыбьем меху, но тоже тщательно отстиранная, служила мне занавеской, отделяющей личное пространство от общего (тоже, нужно заметить, администрацией это не приветствовалось и при каждом шмоне зановесочку безжалостно обрывали). «Было всегда» – это конечно громко сказано. После каждого шмона приходилось восстанавливать своё богатство. Так что процесс этот был перманентный, чтобы народонаселение зиндана всегда было в тонусе.

Материалом для изготовления ножей, как я уже говорил, служили металлические тарелки. А главным инструментом – бетонный пол. Производственный процесс - не сложный, если, опять же, руки растут не из задницы и есть голова на плечах. Расскажу вкратце, как это происходит – вдруг кому-то в жизни пригодится. Берёшь тарелку, засовываешь её в дверную щель и потихоньку, чтобы не заметили шныри, раскачиваешь в разные стороны до тех пор, пока не лопнет с обеих сторон рантик – утолщение по краю тарелки. После этого, нужно согнуть (по максимуму) намеченный   сегмент, сплющить каким-нибудь тяжёлым предметом место сгиба и стачивать его о бетонный пол до тех пор, пока заготовка для ножа не отвалится от тарелки. После чего, остатки тарелки необходимо затырить подальше до следующего раза, а с заготовкой продолжить работу. Но, опять же, так, чтобы не заметили шныри.

Нужно её отрихтовать, завальцевать ту часть, которая будет служить рукояткой, а лезвие – точить, точить, точить… О бетонный пол, естественно. До тех пор, пока не будет резать волос на лету (шутка). Шутка шуткой, но мы с Палычем доводили остриё лезвия до такого состояния, что можно было бриться. Кого-то проткнуть таким ножом было невозможно, а перерезать горло или какую другую часть тела – запросто. А уж закусочку порезать или салатик – первое дело. И для народного творчества инструмент был незаменим.

Хотя, в ларьке, после всех случаев «самогоноварения» русскими сидельцами, продажу напитков в больших пластиковых бутылках запретили, во время неплановых передачек для блатных, к нам всё же попадали такие бутылки и производство изделий из них не прекращалось. Но теперь уже заказчики сами приносили ко мне заготовки для изделий. Кроме ложек, из пластиковых баклажек можно было изготовить шкатулки, мыльницы и т.п. Немного пофантазировав, у меня из двух бутылок получилась удобная банка с крышкой, которую можно было использовать для хранения джема, сыпучих продуктов (контрабандного сахара, например) или каких-то игр, тоже запрещённых (шахматы, шашки, нарды).

Кстати, о шахматах. Фигурки для этой древней и мудрой игры, местные сидельцы изготавливали из хлеба, но без особой фантазии и вкуса. Когда я пришёл на тюрьму, там гуляли по хатам несколько комплектов шахмат. Из них парочку не страшно было в руки взять. На остальные - без слёз не взглянешь. Я начал колдовать над производством шахмат в промышленном масштабе. Вылепив один комплект из того же хлеба, я, используя эти фигурки, как модели, изготовил из фольги формы для литья. В качестве основного материала использовались пластиковые пакеты (чёрные и белые). Отлил пробную партию. Чёрные получились неплохо, а вот белый цвет никак не получался – при плавлении пакетов в форму попадало много копоти и цвет получался какой-то сизый. К тому же, весь процесс был слишком трудоёмкий и пожароопасный. Уходило много материала, а отходов было – ещё больше.

Я решил отказаться от литья шахмат. Этим способом позже было налажено производство зариков (кубиков для различных игр), а шахматы мы изготавливали из хлеба, постоянно совершенствуя технологию. Было даже соревнование с иранцами – кто красивее сделает шахматы. Потом мы объединили усилия и совместно стали выпускать такие шедевры, что за ними выстраивалась очередь. Сидельцы готовы были платить и платили по 100-150 дирхам за комплект. У иранцев уж очень хорошее получалось сырьё для производства фигурок. Они тщательно высушивали хлебные лепёшки, потом почти в пыль их измельчали (у меня терпения не хватало на это занятие) и чем-то так отбеливали половину теста, предназначенную для белых фигур, что после высыхания фигуры были похожи на белоснежный мрамор.

С чёрным цветом – всё понятно: добавил по-больше сажи, полученной от сгорания какой-нибудь ненужной литературы (стыренной в библиотеке), и – порядок. А вот секрет отбеливания братцы-иранцы так нам и не открыли. Говорили, что это достигается добавлением в тесто, кроме белой зубной пасты, как делали мы, ещё и стирального порошка «Тайд». Но каких только мы не пробовали добавок, такого эффекта добиться не могли. Зато у нас лепка получалась лучше. Мы с Палычем неплохо лепили, но когда в нашу хату пришёл Никола Питерский (о нем тоже будет отдельная глава) и влился в общий творческий процесс – конкурентов у нас уже не было. Из под его рук выходили такие шедевры, что даже администрация (как мы позже узнали), через своих шнырей  заказывала несколько комплектов.

У нас изготавливались шахматы на разные сюжеты. Один из первых комплектов был на тему русских народных сказок, где король выглядел, как пузатенький дедок с короной набекрень, в лаптях и кушаке. Остальные фигуры также соответствовали русским былинным персонажам. После этого следовали шахматы в готическом стиле. Далее шел заказ на морскую тематику с королём – китом, морскими коньками и омарами, вместо ладьи. Были и другие темы, уже не помню какие. Но наибольшей популярностью пользовалась тема животных. Король-лев, слон и конь – соответственно. Ладья была выполнена в виде черепахи с крепостной башней на панцире, а пешки – маленькие черепашки. Красота – необыкновенная.

Никола утверждал, что в жизни никогда не занимался лепкой и способности эти у него открылись после нескольких сеансов голодания, к которым я его склонил и прошёл вместе с ним. Никто этим утверждениям, конечно, не верил – кроме меня. Я склонен был поверить, потому что на себе ощутил после сорокадневного воздержания от какой-либо пищи благотворное влияние этой процедуры на способности и возможности человека.

Например, одним из видов народного творчества и пополнения бюджета, для безбедного существования, было проектирование домов по заказам некоторых богатеньких сидельцев или просто мечтателей, которые надеялись когда-нибудь разбогатеть. Если с проектами европейских и американских домов я был хорошо знаком, то о планировке и дизайне восточного жилища имел смутное представление. Но так как был спрос, то должно быть и предложение. Нужно было поднапрячься и достичь желаемого результата. Благодаря подключению (после второго рождения) к высшим слоям информационного поля (Высшего Разума, которому известно – ВСЁ), мне удавалось удовлетворить требования взыскательных заказчиков. Свыше подсказывали такие инженерные и дизайнерские решения, о которых я никак не мог знать и не встречался раньше. Заказчики снабжали меня бумагой (как правило, это были картонки от сигаретных блоков) и пишущими принадлежностями, а я только успевал творить.

Времени в сутках не хватало для того, чтобы выполнить всё намеченное и всем сокамерникам находилась работа. Кто-то замешивал тесто для шахмат, кто-то разрисовывал поле к нардам или шахматную доску. И то, и другое делалось из белой бязи, недостатка в которой не было, так как аборигены использовали её как нижнюю одежду (юбочку) под кондуру. Хорошие «доски» для шахмат (наше ноу-хау) получались из больших мужских носовых платков, которые иногда продавались в ларьке. Комплект шахмат или нард аккуратно упаковывался в шкатулочку, изготовленную из пластиковых бутылок, и принимал очень даже товарный вид. Были времена, когда от заказчиков отбоя не было.

Конкурентами у нас были только цивилизованные иранцы из червёртой хаты (гурфа арба). Симпатичные ребята: доброжелательные, общительные, образованные. Многие – с повышенными способностями. У всех была одна и та же статья – контрабанда наркотиков. Как правило, попался с килограммом героина и получил десять лет. Отсидел два-три года и освободился по амнистии. Были среди них и молодые, и седовласые. Спортсмены и преподаватели университетов. Это занятие у них на родине считается – в порядке вещей: понадобились деньги (на свадьбу или на учёбу детей, на строительство дома и т.п.), берут кило герыча (за большее количество – дают уже не 10, а 25 лет, даже могут и «вышак впаять») и за кордон. Адреса и явки – известны. Или пан, или пропал (не надолго).

Попадаются – единицы, а моральная сторона их мало интересовала – своеобразный национальный менталитет. Конечно, по эту сторону решётки, несчастные клянутся и божатся, что больше никогда в жизни не притронутся к наркоте (к контрабанде, имеется в виду). Но были несколько случаев, когда я провожал, досрочно освободившихся наркокурьеров, а через полгода они возвращались с тем же «диагнозом». Среди них был крупненький такой паренёк лет 35-ти по имени Бейбут. Внешне он очень был похож на советского композитора - Арно Бабаджаняна – такого же телосложения, улыбчивый, добродушный, с хорошим чувством юмора и усищи такие же - большие и чёрные. Мы с ним как-то сразу скорешились и он с первых дней называл меня уважительно - папой. Не знаю уж почему. Может быть я ему напоминал его отца, а может были какие-то другие причины.

Эрудированный такой паренёк, немного знал русский язык. Первый раз отсидел он, из десяти по приговору, только половину. Когда мы с ним расставались  в первый раз (он досрочно освобождался), то планировали встретиться в Москве, потом в Тегеране. А встретились через два года в том же гостеприимном зиндане – опять попался бедолага. Хотя, торжественно мне обещал, что больше никогда в жизни не будет заниматься контрабандой наркотиков. Шайтан – не дремлет.  

Или взять, к примеру, его землячка по имени Мирза. Симпатичный  паренёк лет тридцати, кстати, тоже похож на одного известного актёра советского кино (не помню его фамилии, но он всегда играл положительных персонажей).  Мирза попал за решётку по тому же поводу (килограмм героина – десять лет). Паренёк был талантливый во всех отношениях: хорошо рисовал, пел, писал стихи. Доброжелательный был в общении. Когда администрация прознала про его способности, то начала активно их использовать в своих корыстных целях. То вирши ему какие-нибудь закажет, то рисунок или портрет. Естественно, при этом обещая досрочное освобождение: «Вот закончишь рисовать мой портрет и освободишься на Рамадан».

Как это часто бывало в нашем заведении, обещания оставались только обещаниями. Заканчивал он выполнять один заказ, - появлялся другой и новые обещания. Здесь уместно вспомнить поговорку: «Обещанного – три года ждут». При мне, он отсидел три года (год – до этого), когда администрация выполнила, наконец, свои многочисленные обещания. И то, это случилось после того, как Мирза долго отказывался, в знак протеста, выполнить очередной заказ – семейный портрет заместителя начальника нашей «богодельни». Поломавшись месяца два, он всё же приступил к работе, которую закончил месяца через три. Но освобождение наступило, где-то, через полгода, после окончания работы над портретом.    

Проводили мы торжественно нашего художника на свободу, а через полгода он опять вернулся и продолжил своё творчество по эту сторону решётки. Были и другие подобные случаи рецидивов, но о них я расскажу позже. Здесь шла речь о народном творчестве, а потому - я продолжу эту тему. С Мирзой, по части рисования, мог соперничать только Улан из Бишкека. Такие он шедевры выдавал, расписывая, по заказам аборигенов, поле для игры в нарды или просто кусок материи на определённую тему. Правда, у нас он надолго не задержался - месяца полтора или два – пока изготавливались выездные документы, взамен утраченного загранпаспорта. Но в этот период, наша хата, как никогда, была завалена всяческими ништяками – фрукты, овощи, различные продукты из ларька, а также контрабандой (ручки, карандаши, бумага).

Дело в том, что Улан, по нашему совету, брал за свою работу не деньгами, а натурой. То есть тем, в чём нуждались сидельцы нашей хаты. Практика показала, что на такую форму взаиморасчётов заказчики идут охотнее. Работу он делал очень быстро, поэтому обращались к нему чаще, чем к другим умельцам. Вообще, интересный, надо сказать, паренёк. В то время ему было 27 лет (день рождение мы отмечали в нашей хате). Роста он был – выше среднего, атлетического телосложения, хорош собой (по азиатским канонам). В своё время он занимался, достаточно серьёзно, различными видами спорта: в детстве - гимнастикой, легкой атлетикой; позже – восточными единоборствами. Но главное, в нём напрочь отсутствовала гордыня. Он был со всеми доброжелателен, внимательно выслушивал мнение оппонента и учитывал его, если последнему удавалось убедить Улана в разумности своей точки зрения. Красавчик – одним словом.

А попал он в те края по следующим причинам. У себя на родине, после окончания среднего и высшего учебных заведений, он пошёл работать в правоохранительные органы (самая модная профессия в бывших союзных республиках Средней Азии), продолжая, при этом, совершенствоваться в восточных единоборствах. Поработав в УВД несколько лет и увидев, что всё там пропитано коррупцией, кумовством и беспределом, наш герой разочаровался в выбранном пути и вскоре покинул первое место работы. Какое-то время он болтался без дела в поисках достойной работы, перебиваясь случайными заработками. Позже, кто-то из друзей, устроил Улана на работу в бар при правительственном санатории на Иссык-Куле – одной из жемчужин  тех мест.

Казалось бы - живи да радуйся: престижное место работы, хороший заработок, связи в высоких кругах. К тому же, он обженился, взяв себе в жены восточную красавицу, к которой был давно не равнодушен. Молодая жена родила ему сына. Жизнь налаживается! Но не тут-то было…Получая земные радости, он не имел душевного равновесия (как и у меня в прошлой жизни). По причине того, что уровень любви в душе был минимальный, а по жизни вела гордыня, рождавшая принципы и идеалы, которые, в свою очередь, повысили уровень внутренней агрессии до критического. Включился механизм защиты,  который должен был отключать, время от времени, сознание (разум), чтобы не лишиться его совсем.

А какой самый простой способ отключения сознания? Правильно – алкоголизм! Вот наш красавчик и забухал. Тем более что работа этому способствовала на все сто процентов. И вахтовый метод (неделю он работал в баре на Иссык-Куле, неделю отдыхал в Бишкеке, в кругу семьи) – тоже. Короче говоря, через пару лет работы в таком режиме Улан спился до зелёных чертей. Наверно, про таких бедолаг придумали анекдот: Встречаются два друга. Один другого спрашивает: «Слушай, Мыкола, а ты до чёртиков когда-нибудь допивался?» Друг отвечает: «Не-е-е, не допивался!» Первый говорит: «И я не допивался. А вот сосед мой допился». Мыкола и говорит: «А как это ты определил?» Дружбан его отвечает: «Очень просто! Вчера встречаю его в подъезде, а у него из-за шиворота чёртик вылезает».

С работы его, естественно, попёрли. Он забухал ещё сильнее – до синевы. Родные и близкие пытались его кодировать, другими способами прерывать запои, но всё было безрезультатно. Наконец, старшая сестра Улана, работавшая в туристической компании на берегу Персидского залива, забрала его к себе и примерно за полгода помогла выйти из запоя, дай Бог ей здоровья!  

Оздоровлённый и окрепший физически, Улан попадает в нашу хату, чтобы окрепнуть и духовно. Надо сказать, что почва для этого была подготовлена. За время своих страданий, он многое переосмыслил в своём отношении к жизни на уровне подсознательном. А когда услышал от меня подтверждение своих догадок и раздумий, то утвердился в правильности выбранного пути. Как я уже сказал, уровень гордыни у него был сведён к минимуму. А, стало быть, принципы и идеалы, которые убивают в душе Любовь, уже не занимали в его мировоззрении главенствующей роли, как раньше. Значит человек, окрепший духовно и физически, был готов к освобождению и началу новой жизни.

А планы у нашего героя были грандиозными. Во-первых, заработать денег и построить большой дом, где могли бы разместиться все родные и близкие. Подходящий участок земли, в хорошем районе Бишкека, у него имелся. Дело было за малым – разработать проект семейной усадьбы и заработать денег для воплощения этого проекта в жизнь. С первым вопросом я ему помог ещё во время нашего совместного пребывания в гурфе арбатаж. Мы с Уланом добыли достаточное количество бумаги (картонки от блоков сигарет) и начали творческий процесс. Я подсказывал ему инженерные и архитектурные решения, делал наброски на бумаге, а он уже выполнял чистовой вариант. Так за месяц мы сделали очень даже симпатишную домушку, комнат на двенадцать, с большой гостиной и удобными местами общего пользования.

Со вторым вопросом я ему тоже пытался помочь. Когда я вернулся домой, Улан с младшим братом Кубой приехали в Москву на заработки. Мне удалось помочь им с трудоустройством и процесс (зарабатывания средств на постройку дома) пошёл. Но, нужно отметить, насколько Улан был серьёзным и ответственным в быту и в делах (у него родился второй ребёнок, к спиртному он не притрагивался, постоянно самосовершенствовался на духовном и физическом уровне), настолько его брат Кубан был безответственным. Раздолбай – конченый. Он всегда искал на свою задницу приключения и, надо сказать, частенько их находил: то где-нибудь что-нибудь стырит  (Улан потом его отмазывает); то пропадёт в неизвестном направлении (брат его разыскивает), а возвращается через несколько дней побитый; то с наркушниками свяжется…

Одним словом, не удалось им тогда заработать денег. Куба попал в такую жопу (подвёл серьёзных людей), что Улану с трудом удалось выкупить его из рабства (мне тоже пришлось подключаться) и они еле ноги унесли из Москвы. Я втихаря, под покровом ночи, вывез их на вокзал и посадил в поезд до Бишкека. Позже мы с Уланом периодически созванивались. Он устроился на хорошую работу – помощником главы районной управы – и продолжал попытки осуществить задуманное.   Но раздолбай-братец и дома ему скучать не давал. То денег назанимает у друзей Улана и тому приходится за него расплачиваться, то машину чужую разобьёт и скрывается где-то месяцами – опять старшему брату предъявляют претензии. А потом в Киргизии начались цветные революции и связь с Уланом у меня прервалась. Думается мне, что братцы оказались по разные стороны баррикад – младший грабил народное имущество, а старший -  его защищал. Но, как сказал один их землячок (единственная умная фраза, которую я от него услышал): «Время – доктор!» Другими словами, поживём – увидим. Но вернёмся к народному творчеству в гурфе арбатаж.

В период моих экспериментов с литьём шахмат, я чётко себе представил, по какой технологии можно изготавливать зарики - кубики с цифрами, от одного до шести, для различных настольных (в нашем случае, скорее, напольных) игр. До этого их делали из хлеба, как шахматы, но играть ими было не очень удобно. Немного пофантазировав, я сделал из гофра-картона модель, в виде продолговатого бруска длиной 10 см, с квадратным сечением (15мм на 15мм). С её помощью мне удалось соорудить из фольги три формы, скреплённые между собой для устойчивости, так как формы стояли вертикально. Стырив у шнырей пару больших чёрных мешков для мусора, я приступил к заливке форм. Здесь, как никогда, важна была конспирация, потому что процесс литья сопровождался большими выделениями дыма и специфического запаха. Поэтому было выбрано время послеобеденного отдыха, когда основная масса сидельцев кимарила по хатам.

Расставив дозорных, я заперся в одной из душевых, над которой располагалось зарешёченное окно. Оно послужило неплохой вытяжкой. Включил для конспирации душ и приступил к заливке форм расплавленным полиэтиленом, для чего туго скрутил чёрные мусорные мешки в один жгуг и поджёг. Здесь главное, чтобы вода не попала в форму. Кто знаком с литейным производством (мне до армии «посчастливилось» года полтора поработать в литейном цехе), тот знает, какие могут быть последствия попадания влаги в форму для литья. Многотонные чугунные болванки взлетают под потолок или заливаемый расплавленный металл фонтаном разлетается из формы в разные стороны. Как правило, в таких случаях, без жертв не обходится.

В нашем случае, было не так трагично, но всё равно - приятного мало. При попадании капли воды в форму, вся расплавленная пластмасса могла выплеснуться из неё и попасть на открытые участки тела. Когда аборигены прошпионили о моём производстве и попытались повторить этот процесс, не проконсультировавшись со мной (гордыня не позволяла, мол, мы сами - с усами), то стали появляться бедолаги с ожогами на лице и руках. Должно быть, опрокинулась форма при заливке или в неё попала вода.       

А я, благополучно заполнив все три формы, поставил их остывать в проём окна. После чего, освободил болванки от фольги и начался процесс обработки. Как я уже говорил, главный образивный инструмент на тюрьме – это бетонный пол. Сделав по шаблону все бруски одинакового сечения, я суровой ниткой нарезал их на кубики и продолжил обработку. После того, как кубики приняли правильную форму, с них были сняты фаски и началась полировка. Здесь очень важно не увлекаться, - запросто можно было всё испортить. Потому что материал очень нежный. Последний этап этого нехитрого производства – сверловка (заточенным гвоздиком) отверстий для маркировки каждой стороны (от 1 до 6) и заполнение их белой пастой. Финишная доводка и полировка завершала весь процесс.

Первые зарики получились лучше заводских (самому понравилось). Никто не мог поверить, что они изготовлены из подручных материалов, без инструментов и за какие-то 2-3 дня (при желании, можно управиться и за день).  Мне-то всё это производство было хорошо знакомо, поскольку после службы в армии я пару лет (пока не достиг всех высот профессии) поработал инструментальщиком, где микроны, образно говоря, ловил на глаз. Однажды (малость повыпендриваюсь) меня даже выставили на городской конкурс: «Лучший по профессии», где я занял второе место по Москве. После чего, с большой помпой, в Парке Горького, были поздравления, награды и памятные подарки (мельхиоровыми чайными ложками из тех подарков - пользуемся до сих пор).     

Когда мы наблюдали, как аборигены занимались обработкой, с грехом пополам отлитых, корявеньких заготовок, вспоминалась известная басня: «Мартышка и очки». Но, до поры, я всех секретов не раскрывал. Ведь это был коммерческий проект. Каждый комплект зариков (два кубика) аборигены с удовольствием покупали за 20-30 дирхам.  Их даже на волю отправляли в качестве сувениров. А это в то время было очень хорошим подспорьем в пополнении бюджета нашей хаты. Позже, когда финансовое положение малость улучшилось, я посвятил желающих во все тонкости производства зариков. Но благодаря природной лени местного народонаселения, время от времени, мне приходилось возвращаться к «секретному» производству. Многим было легче расстаться с деньгами, чем заниматься изготовлением зариков, рискуя попасть в изолятор. Забегая вперёд, скажу, что, с Божьей помощью, мне удалось избежать этой участи, хотя, запрещённым производством занимался десятки раз. В день своего освобождения, прощаясь со всеми сидельцами, каждой камере я оставил в качестве сувенира по комплекту зариков, которые изготавливал месяца два или три (почти двадцать комплектов, потому что).

Ещё одним направлением народного творчества гурфы арбатаж были – нэцки. Это такие маленькие фигурки людей, животных, каких-то диковинных существ. После изготовления очередного комплекта шахмат, как правило, оставалось немного теста, из которого мы их и делали. В этом виде творчества полёту фантазии не было предела. Я долгое время экспериментировал на всяческие отвлечённые темы, пока в нашей хате не появился седовласый мужичок лет пятидесяти с очень колоритной фигурой. Родом он был из Таджикистана, а на берегу Персидского залива скрывался от преследования на Родине, так как во времена гражданской войны примкнул к оппозиции, которая в итоге проиграла. Звали его Хайруло Айвазов. Дядька был образованный, эрудированный, очень сильный духом. Вроде бы даже в мирное время преподавал историю в университете, а в своём роду-племени считался предводителем.

Мы с ним подолгу гуляли. Хайруло мне рассказывал много интересного о своей Родине, её достопримечательностях и событиях последних лет. Но вернёмся к его внешности. Росточка он был – ниже среднего и размер одежды, наверно, 44-й, не больше. Сутулый, покатые плечи, лебединая шея... Но над этим щупленьким телом гордо возвышалась большая, треугольной формы, голова с оттопыренными ушами и орлиным носом. Силуэт Хайруло был настолько выразительным, что грех было не запечатлеть его в миниатюрной статуэтке. Мне не составило большого труда вылепить его, мягко говоря, не стандартную фигуру из остатков материала шахматного производства. Изготовив втихаря эту миниатюру, я поставил её под шконку для просушки. Как правило, через 2-3 дня поверхностный слой фигурки подсыхает и её смело можно брать в руки, а через неделю она практически готова к транспортировке. Почему к транспортировке, потому что большая часть фигурок отправлялась на волю в качестве сувениров товарищам, которые являлись прототипами этих творений.

Я уже не раз говорил (повторю ещё раз), что монотонный труд (наше народное творчество), монотонная ходьба (наши же регулярные многочасовые прогулки), упражнялки, молитва, медитация, водные процедуры – способствуют отключению сознания, возможности которого крайне ограничены, и подключению к подсознанию, возможности которого безграничны. В период этого подключения, мы получаем Свыше необходимую нам информацию, ответы на вопросы, рекомендации на будущее. Вспомнил я об этом потому, что дальнейшее повествование ещё раз подтверждает вышесказанное.

Как-то во время нашей очередной прогулки с Хайруло, мне приходит Свыше сигнал и я вдруг, сам того не сознавая, заявляю: «Дядя, а ты чего это зажал свой юбилей? Не хорошо получается, у нас так не принято, - надо бы проставиться.» Он смотрит на меня с искренним удивлением (ни про его возраст, ни про день рождения никогда мы с ним речи не заводили и вдруг такая заява) и говорит: «Какой юбилей, о чём это ты?» Потом, немного подумав, добавляет: «А какое сегодня число?» Я ему отвечаю, что сегодня 19 декабря 2000 года. «Ёлки-палки, - хлопает он себя по лбу, - я же в этот день родился, правда, 50 лет назад. А ты как узнал?», - спрашивает он меня. Я с многозначительным загадочным видом (хотя сам был удивлён не меньше) заявляю: «Тов. Айвазов! От нас не скроешься. У нас длинные руки. Пойдём лучше закупать ништяки для праздничного стола».

Как раз в это время подъехал Ахмедка со своим ларьком и мы оказались в передовых рядах покупателей. Набрали всяческой вкуснятины и вечером закатили пир на весь мир, с подарками, песнями, танцами. В общем, всё – как положено. В качестве памятного сувенира, я преподнёс юбиляру его точную копию в миниатюре. Все присутствующие очень долго хохотались, до того копия соответствовала оригиналу. Один только юбиляр принял подарок со свойственным ему скептицизмом, утверждая, что статуэтка совсем на него не похожа. Хотя, позже он мне признался, что был поражён таким сходством. Вообще, после того, как я ему напомнил о юбилее, Хайруло стал внимательнее относиться к моим добрым советам.

Здесь нужно пояснить, чем занимался наш юбиляр в изгнании. Одним из вопросов, который он пытался решить, это – найти выгодного покупателя на древний экземпляр Корана, текст которого существенно отличался от общепризнанного. Ведь первое, чем бравируют мусульмане, это то, что во все века, с момента получения пророком Мохаммедом откровений от Аллаха, текст Корана не подвергался корректировке, в отличие от Библии. На мой взгляд это заявление не имеет ничего общего с реальностью. Во-первых, потому что пророк получал откровения постепенно, в течение долгого времени и передавались они последователям в устной форме, при которой наверняка вносились какие-то субъективные изменения. Во-вторых, рукописный текст Корана редактировался ближайшими соратниками Мохаммеда. В третьих, есть много свидетельств того, что существуют тексты Корана, отличающиеся друг от друга. Один из них и попал в руки нашего героя.

Не знаю уж каким образом этот древний вариант Корана оказался у Хайруло, но за ним охотились как сторонники теории незыблимости Священного писания, так и её противники. Первые – для того, чтобы, завладев ненавистным текстом, уничтожить его. Вторые – наоборот, для того, чтобы иметь неопровержимые доказательства своих суждений. И те и другие готовы были платить за древний фолиант большие деньги – десятки, а то и сотни, как мечтал Хайруло, тысяч долларов. На период нашего знакомства, этот Коран хранился где-то в надёжном месте, а его владелец всё поднимал цену, ведя переговоры с обеими сторонами. Примерно через год после освобождения Хайруло, до меня дошла информация о том, что наш незадачливый торговец антиквариатом лишился драгоценного экземпляра, не получив за него ни цента, да ещё и угодил за решётку, но уже не в наше заведение. «Жадность порождает бедность», -  как сказал какой-то не глупый человек.   

Но, вернёмся к нашему общению с Хайруло в гурфе арбатаж. После того, как мой новый подопечный начал прислушиваться к добрым советам, у него стали наблюдаться позитивные изменения. Советы мои были традиционными – начать признавать свои ошибки (покаяние) вместе с отказом от привычных для плоти вещей (пост). Вредных привычек – в том числе. Едой Хайруло, в отличие от многих сидельцев, не злоупотреблял, но очень много пил чая (а это - кофеин, танин и прочие внешние возбудители) и курил пипироски – одну за другой. А благодаря тому, что уровень гордыни «предводителя дворянства и отца таджикской демократии» был – выше среднего и руководствовался он в жизни железными принципами и идеалами, - уровень внутренней агрессии (осуждения, ненависть, презрение и т.п.) был критическим.

Я начал капать ему на мозги и пытался убедить в целесообразности ударной чистки организма. Первое время, как и у подавляющего большинства подопечных, наблюдалось категоричное отрицание всех моих доводов и аргументов. Но постепенно, под натиском неопровержимых фактов и доказательств, Хайруло начал сдавать свои бастионы. Я чувствовал, что он уже готов следовать моим рекомендациям, но гордыня не даёт ему сделать первый шаг.

Как-то мы сидели с ним  на моей шконке и играли в нарды. Перевес был на его стороне, но мне вдруг Свыше приходит мысль и я заявляю: «Знаешь что, дорогой, давай договоримся, если ты выигрываешь эту партию, то я навсегда отстану от тебя со своими советами. Если я её выигрываю, то ты с завтрашнего дня начинаешь недельное воздержание от какой-либо пищи. Согласен?» Хайруло отвечает: «Да я и так бы пошёл на воздержание, но давай испытаем судьбу». Мы побились по рукам и тут мне попёрло… Буквально, несколько удачных бросков и я из безнадёжной игры вышел победителем. Все, кто при этом присутствовали – обалдели! «Такого не бывает», - заявляли они. Но я то был уверен, что с Божьей помощью – всё возможно.

Хайруло, как человек слова, достойно продержался неделю на воде. Даже при этом бросил курить и злоупотреблять внешними возбудителями (чай, кофе). В период строгого поста организм сам даёт команду в необходимости этого шага. После недели воздержания мой подопечный начал проявлять интерес к упражнялкам, чего раньше не наблюдалось. Землянистого цвета его лицо розовело и сутулость постепенно стала исчезать. А главное, уровень агрессии заметно поубавился. Прочувствовав на себе, как можно в короткий срок, следуя моим добрым советам, изменить в лучшую сторону (начать менять) своё отношение к окружающему миру и начать процесс оздоровления (на уровне духовном – в первую очередь), Хайруло торжественно обещал продолжать эту работу и на свободе. Вскоре его выкупила какая-то мусульманская община и мы с ним расстались.

После первой удачной миниатюры (нэцки), у меня была серия пародий на азербайджанских друзей. Дело в том, что к освобождению готовился один бакинский паренёк и я решил с ним передать на волю, в качестве сувениров, нэцки, отражающие характерные черты моих старинных друзей-товарищей из Баку. Там, в тот период времени, проживали три моих давнишних приятеля. Так как они до сир пор при делах, а разрешения на публикацию их имён я не получал, то буду называть их псевдонимами.

Первого мы звали, не помню уж почему, – дядя Вася (хотя по паспорту у него было совсем другое имя). В советское время правительство республики доверяло ему строительство крупных производственных предприятий, которыми он какое-то время руководил (до нового назначения начальником очередной ударной стройки). Он был депутатом Верховного совета республики, очень представительный и серьёзный дядька. Но в свободное от работы время превращался в мальчишку-хулигана.

Погоняло второго было – Цыганское посольство. Этот был, как говорят, – чёрт, а не ребёнок. Росточка - не большого, но энергия из него била ключом. Искромётный юмор, весёлый, лёгкий нрав и всегда горящие глаза привлекали к себе окружающих. В середине 80-х (именно в это время меня и свела с ними судьба) он был генеральным директором крупного объединения в Баку. По работе я с ним не сталкивался, но когда друзья приезжали в Москву, а в те времена это случалось довольно часто, быстренько решали свои производственные вопросы, и начиналась культурная программа.

В те времена я работал в правительственной структуре и для нас все двери были открыты. Посещение концертов, театров и других увеселительных мероприятий решалось легко. Как правило, всю компанию больше интересовало последнее и под вечер (после напряжённого трудового дня) нас ждали  (на выбор) лучшие рестораны с хорошей программой выступления артистов. То есть, нам удавалось совмещать приятное с полезным.

В каких бы кабаках мы не находились, в большинстве случаев, к концу вечера к нашему столику с бокалами в руках тянулся народ, чтобы засвидетельствовать своё почтение. Дело в том, что наш товарищ (Цыганское посольство) знал многие популярные песни на разных языках народов СССР и имел тонкое чутьё – когда и какую песню запеть. Если где-то в зале слышались тосты на грузинском языке, то ближе к закрытию ресторана он посылал на тот стол бутылку хорошего грузинского коньяка и затягивал звонким голосом, на весь зал, грузинскую песню. Тут же половина грузинского стола с песнями и танцами приближалась к нашему и дружба народов, по крайней мере, на этот вечер - была обеспечена. Так бывало и с другими народностями нашей необъятной Родины.

А свою кликуху он получил вот при каких обстоятельствах. Как-то в очередной раз, я встречал всю весёлую компанию из Баку в Москве и на вечер заказал отдельный кабинет в Бизнес клубе Хаммер-центра, что на Краснопресненской набережной. Это было, пожалуй, самое достойное, на тот период времени, место проведения досуга. Там, развлекая публику, начинали свою карьеру А.Серов, С.Пенкин, Б.Моисеев и мн.др. По соседству с нашим кабинетом располагался ещё один такой же, где в узком кругу (ограниченных людей) справляла свой день рождения достаточно известная артистка (не буду называть её фамилию). Юбиляршу развлекал, тоже – достаточно известный певец и композитор, аккомпанируя себе на шикарной 12-струнной гитаре. Нас с ними объединял общий вход и было видно, что за люди находятся по соседству.

Как водится, к концу вечера две наши компании гармонично слились в одну и веселье продолжилось с новой силой. От общего зала нас отделяла зеркальная (со стороны зала) и прозрачная (со стороны кабинетов) звукоизолирующая перегородка. Поэтому наши возгласы и пение в зале слышно не было. Но мы, при желании, могли слышать через трансляторы, что происходило в общем зале и уж, тем более – видеть. А на сцене в тот вечер посетителей ресторана развлекал известный цыганский ансамбль.

Где-то далеко за полночь, когда общий зал практически опустел, а цыгане начали сворачивать свой реквизит, вдруг открываются двери наших кабинетов и из них с цыганскими песнями, во главе с нашим заводилой и в сопровождении звонкой гитары, вываливается вся наша компания и направляется к сцене. Цыгане обалдели от такого поворота событий и, не заставляя себя долго ждать, быстренько подхватили нашу песню. Веселье, уже в общем зале, продолжалось ещё часа два. С шампанским, цыганами, песнями и танцами, в общем, всё – как полагается в таких случаях. В коротком перерыве между песнями и танцами, руководитель ансамбля, обращаясь к нашему предводителю, воскликнул: «Вот это Цыганское посольство! Нам развлекать публику – дело привычное. Но чтобы нас развлекали цыганскими песнями – такого я ещё не встречал!» Так и прилип к нашему товарищу творческий псевдоним – Цыганское посольство.

Третьим и самым старшим в этой компании был Доктор (так мы его уважительно звали). Звали так потому, что он долгое время имел свой стоматологический кабинет и был известным на всю округу специалистом в этой области. Позже, когда началась перестройка и большие перемены в жизни нашего общества, Доктор возродил фамильное производство ковров ручной работы и увлёкся всерьёз этим делом. Именно ему я заказал ковёр с портретом Верховного правителя страны, где проводил конференцию. Принимающая сторона с восторгом отнеслась к подарку и на второй день конференции устроила званный обед в Торговой палате страны, где звучали тосты о вечной дружбе и сотрудничестве. К сожалению, всё осталось на уровне обещаний. Восток – дело тонкое.

Первым героем этой серии миниатюр был дядя Вася. Он с годами медленно, но уверенно поправлялся и для того, чтобы ему об этом напомнить, я слепил пузатого человечка с маленькой пиписькой и сопроводил надписью: «Дорогой дядя Вася! Будешь много кушать, своё мужское достоинство сможешь наблюдать только в зеркале». Фигурок в этом стиле я сделал несколько – разного размера и разного цвета. Потом, выбрав наиболее удачную, отправил её адресату.

Эксперименты с цветом велись постоянно. С чёрным и белым – всё понятно. Но добавляя в тесто разные присадки (джем, цветную зубную пасту, другие красители), удавалось добиваться совершенно неожиданных результатов. Бывало, изделия походили на полудрагоценные камни – агат, оникс, малахит и т.п. Почему я об этом вспомнил - вы поймёте чуть позже. Сейчас же я продолжу свой рассказ о серии миниатюр на моих друзей.

Вторая фигурка из этой серии посвящалась Цыганскому посольству. Одной из его достопримечательностей, было внушительных размеров мужское достоинство. Первый раз, попав с ним в сауну, я подумал, что у него третья нога подрастает. Как говорят: «Маленькое дерево – в корень растёт». Поэтому, добившись внешнего сходства головы и фигуры, я сделал акцент, как раз, на этот корень. Представьте себе сгорбившегося от напряжения человека, с трудом катящего перед собой тачку, у которой от перегруза разъезжаются колёса. На тачке, как вы уже наверно догадались, гордо возлегает его мужское достоинство. Когда я показал уже подсохшую фигурку окружающим, то хохот стоял очень громкий – пришлось её быстренько спрятать, чтобы не привлекать лишнего внимания.

Последним героем из этой серии был уважаемый Доктор.  Его характерной чертой было - ну очень не равнодушное отношение к противоположному полу. Хотя ему было уже за шестьдесят, в этом плане он мог дать фору любому 30-ти летнему.  В мастерской его работали молодые девушки, которые хозяина очень любили. А уж как он их любил… Вспомнил я тогда одну фотографию, на которой был запечатлён Доктор, держащий, на вытянутых вверх руках, своё очередное творение – симпатишный коврик ручной работы. Я немного пофантазировал и изваял Доктора, как на этой фотографии, но с небольшими изменениями. В руках он держал развёрнутый ковер, заглядывая с тыла на лицевую часть. А прямо посередине коврика (вам по пояс будет) сильно выделялся большой бугор. Судя по всему, этот бугорок и привлёк внимание  автора, также как и покупательницы. Эту миниатюру я сопроводил надписью: «Доктор демонстрирует свою продукцию (и не только) молодой симпатичной заказчице». Получилось так, что все три нэцки акцентировали внимание на одном и том же мужском органе. Поэтому, кто-то из сидельцев назвал эту серию миниатюр – гени(т)альной. Моим бакинским друзьям тоже понравились их уменьшенные, а в некоторых местах и увеличенные, копии.

Но самый запоминающийся случай с маленькими фигурками был связан с ирландцем, который в нашу хату попал (как бы) случайно. Как-то утром к нам приводят здоровенного паренька лет тридцати. Ну просто человек-гора, вес его наверняка зашкаливал за 200 кг. Он был родом из Ирландии, хотя вертухаи приняли его за русского. Познакомившись поближе, я понял, что у нас действительно очень много общего. И покушать они любят, и повеселиться, а по уничтожению горячительных напитков – ещё и нам фору дадут. Добродушный оказался паренёк. Звали его Биллом. За решётку он попал за какое-то пустячное нарушение и пробыл и нас всего недели две. Но за это время мы с ним успели скорешиться.

Поначалу мне казалось, что наш новый гость просто кусок сала, ленивый,  избалованный увалень. Но через пару дней после его появления, я убедился в обратном. Ментовские шныри организовали в нашей хате очередную провокацию, которая грозила перерасти в мордобой и, следовательно, в очередное посещение штрафного изолятора. Но в самый разгар словесной перепалки, Билл взял основного провокатора за шиворот, легко приподнял его на вытянутой руке над землёй (весил тот не меньше 70 кг) и с добродушной улыбкой вынес из хаты. Соваться к нам ещё раз у провокаторов желание пропало. А я понял, что под слоем жира у нашего нового сокамерника имеется мышца. Да ещё и какая!

При более близком знакомстве выяснилось, что он с детства занимался, популярными у него на Родине, силовыми видами спорта и достиг в этом не плохих результатов. А ещё Билл являлся заядлым байкером и года за два до нашей встречи, попал в страшную аварию, после которой его, образно говоря, собирали по частям. Около года он был прикован к постели, где и успел обрасти жирком (мягко говоря). Но после того как встал на ноги, постепенно начал возвращать форму. Когда наш ирландский друг разделся, чтобы показать свои многочисленные шрамы после операций, я обратил внимание на цвет его кожи. Он был не то что белым, а отливал голубизной. Оказалось, что Билл никогда в жизни не загорал и принципиально не собирается этого делать.

Тут я вспомнил, что во время экспериментов с колеровкой теста для нэцки, я слепил несколько фигурок на тему дяди Васи – кругленький толстячок с маленькой пипиской. Один из них был с голубоватым оттенком, так как я замесил тесто на гелиевой зубной пасте голубого цвета. Отрыв его из своего хлама, я втихаря наковырял теста из основания фигурки, так как снаружи она уже хорошо подсохла, и добавил ей очки и бородку с усами – в точности такие, как у Билла.

Через несколько дней нам пришло время расставаться. Я достал из заначки футляр с фигуркой и преподнёс её Биллу на память. Когда он достал из футляра эту миниатюру, все обалдели – до чего она была похожа на оригинал. А больше всех восхищался сам Билл и удивлялся тому, когда это я успел её слепить? Я лишь разводил руками и обращал взор к Небесам. «С Божьей помощью, - говорю я ему, – всё возможно!» Распрощались мы с ним очень тепло и торжественно обещали продолжить общение после освобождения, как это обычно бывает.

Практиковались в нашей хате и другие виды ремёсел. Достаточно вспомнить, какие шедевры производил Палыч из разноцветных полиэтиленовых пакетов при помощи ножа и зубной щётки. Но об этом я лучше расскажу в главе, ему посвящённой. Хотел я в этой главе рассказать о чудиках, которых за пять лет через нашу хату прошло достаточно много, но, думаю, будет лучше, если посвятить этому отдельную главу, а то, подобные воспоминания займут здесь слишком много места.